Она тихо глядела на него, стараясь не шевелиться. Одна крошка была гораздо больше других — собственно, это был кусочек булочки. Лежал он у самой табуретки, и крыс никак не решался к нему подойти.
«Наверное, хочет отнести семье, — подумала Сара. — Если я совсем не буду шевелиться, он подойдет».
Она затаила дыхание — и от осторожности, и от любопытства, а крыс, съев еще крошку-другую, подошел поближе, бросая искоса взгляды на большое, загадочное создание; и вдруг, смело схватив вожделенный кусок, мгновенно исчез в щелке.
«Так я и знала, это для детей, — подумала Сара. — Не иначе как мы с ним подружимся».
Примерно через неделю, в один из редких вечеров, когда Эрменгарда решилась прийти на чердак, Сара не открывала ей минуты две-три. В комнате было так тихо, что гостья подумала, не спит ли хозяйка. Но тут, к своему удивлению, она услышала, что та с кем-то ласково разговаривает.
— Ну, ну, Мельхиседек! — сказала она. — Бери-ка и иди домой, к жене и к деткам.
Почти сразу после этого она открыла дверь и увидела удивленную подругу.
— С кем ты говорила? — растерянно спросила она.
Сара улыбнулась и ответила:
— Обещай, что не испугаешься… и не закричишь, а то не скажу.
Эрменгарда чуть сразу не закричала, но сдержалась. На чердаке никого не было, а ведь Сара с кем-то говорила. Уж не с призраком ли?
— А оно… очень страшное? — спросила она.
— Некоторые их боятся, — сказала Сара. — И я сперва боялась, а теперь — нет.
— Это… привидение? — выговорила Эрменгарда.
— Нет, — засмеялась Сара. — Это моя крыса, то есть крыс. Его зовут Мельхиседек.
Эрменгарда прыгнула на кровать и подобрала ноги под ночную рубашку. Кричать она не кричала, но дышала тяжело.
— Ой, ой, ой! — приговаривала она. — Крыса!
— Так я и знала, что ты испугаешься, — сказала Сара. — А незачем. Я его приручила. Он меня знает и приходит, когда я зову. Ты все равно боишься посмотреть?
Сперва Эрменгарда, скрючившись на кровати, только прикрывалась рубашкой и шалью, но спокойствие Сары и рассказ о первом визите возбудил ее любопытство,ʼ и она не отвела глаз, когда Сара опустилась на колени у норки.
— А он не прыгнет на кровать? — все-таки спросила она.
— Нет, — ответила Сара. — Он вежливый, он вообще как человек. Ну, смотри!
Она тихонько засвистела — раз, другой, третий, и Эрменгарде показалось, что она колдует. Наконец из норки выглянула седоусая голова с яркими черными глазками. У Сары на ладони было несколько крошек. Она ссыпала их на пол, а Мельхиседек тихо и вежливо съел их. Кусочек побольше он деловито утащил в норку.
— Понимаешь, — сказала Сара, — это для жены и детей. Он очень хороший. Он ест только самые мелкие. Когда он уходит, я сразу слышу, как они там пищат от радости. Я различаю три голоса — когда пищат дети, когда жена, а когда он сам.