А вот к Эмили чувства ее менялись. Началось это в час полного отчаяния. Она была бы рада поверить или хоть поиграть в то, что Эмили ее понимает и жалеет; она никак не хотела признать, что единственная постоянная спутница ничего не слышит и не чувствует — и сажала ее в креслице, и садилась перед ней, и глядела на нее, и «представляла», пока у нее самой глаза не расширялись от страха, особенно ночью, в тишине, когда семейство Мельхиседека едва попискивало в норке. Представляла она, к примеру, что Эмили — добрая волшебница и защищает ее от бед. Иногда она задавала ей вопросы, и почти слышала ответы — почти, но не совсем.
«Я ведь и сама не всегда отвечаю, — утешала она себя. — Скажем, если меня обидят, самое лучшее — промолчать, только смотреть на них и думать. Мисс Минчин тогда просто белеет от злости. А мисс Амелия пугается… и девочки. Если ты не сорвешься, люди чувствуют, что ты сильнее их, ты ведь одолела свой гнев, а они — нет, и наговорили глупостей, о которых потом жалеют. Гнев — страшная сила, но то, что помогает его сдержать — еще сильнее. Хорошо не отвечать врагу. Я редко отвечаю… Может быть, Эмили — в меня. Нет, ведь она и друзьям не отвечает, все хранит в сердце».
Но доводы эти не убеждали ее. Когда после долгого, тяжелого дня, побегав по холоду или по дождю, она возвращалась вся мокрая и не могла поесть, потому что все забывали, что она — только ребенок, ноги у нее устали, вся она продрогла; когда вместо благодарности она получала лишь замечания и равнодушные взгляды; когда кухарка орала и придиралась, мисс Минчин была «не в духе», а девочки смеялись над ее платьями — ей не всегда удавалось утешить выдумками свое одинокое, гордое, исстрадавшееся сердце.
В один из таких вечеров она вернулась на чердак замерзшая, голодная, сердитая, а Эмили глядела на нее столь равнодушно, что она не выдержала. Во всем мире у нее не было больше никого, а что с этой куклы толку?
— Вот возьму и умру, — сказала Сара.
Эмили не откликнулась.
— Не могу я все это вынести! — сказала, дрожа, ее хозяйка. — Нет, правда, я умру. Мне холодно… я мокрая… я целый день не ела… Я прошла полгорода, а они только и знают, что ругаться. За то, что я не нашла вечером крупы, меня оставили без ужина. И на улице смеялись, когда я несколько раз поскользнулась… Я вся в грязи… А они смеются! Ты слышишь?
Стеклянные глаза и довольная улыбка вдруг привели ее в полное бешенство. Она столкнула Эмили на пол и в голос зарыдала — это она, которая никогда не плакала!
— Ты просто кукла! — кричала она. — Кукла, кукла, кукла! У тебя нет сердца, одни опилки. Ты никогда ничего не чувствуешь! Кукла — и все!