Эмили лежала на полу, растопырив ноги, кончик носа отбился, но вид у нее все равно был спокойный, даже достойный. Сара закрыла лицо руками. Писк и скрежет становились все громче, Мельхиседек воспитывал детей.
Сара понемножку затихла, удивляясь, что так сорвалась. Наконец она подняла голову, посмотрела на Эмили и увидела, что и та как-то мягче смотрит на нее. Она ее подняла, горько виня себя, и слабо улыбнулась.
— Что поделаешь, — сказала она, вздохнув. — Ты ведь кукла и есть. Вот Лавиния и Джесси не могут же поумнеть. Все мы разные, — и она поцеловала Эмили, оправила ей платье и посадила ее на кукольный стул.
Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь поселился в соседнем доме. Чердачное оконце было так близко от нее! Как хорошо, если оно откроется, а из него кто-то выглянет…
«Если человек симпатичный, — думала она, — я с ним поздороваюсь, а там всякое может случиться. Правда, вряд ли на чердаке будет кто-то спать…»
Однажды утром, обойдя бакалейную, мясную и булочную, она к великой своей радости увидела, что у соседнего дома стоит фургон, двери — широко открыты, а люди без сюртуков носят мебель и какие-то ящики.
— Сняли! — воскликнула она. — И впрямь сняли! Хоть бы из окошка выглянул кто-нибудь симпатичный!
Она чуть не встала в толпу зевак, глядевших с мостовой, как носят мебель. Ей казалось, что по виду мебели она угадала бы, кто тут поселился.
«У мисс Минчин все похоже на нее, — думала она. — Я догадалась об этом, только ее увидела, хотя была очень маленькая. Потом я сказала папе, а он засмеялся и согласился. У Большого Семейства, конечно, мягкие кресла и диваны. Обои в пунцовых цветах, я видела, они точь-в-точь, как хозяева — веселые, уютные, приветливые…»
Позже ее послали в овощную лавку, за петрушкой, а когда она возвращалась, сердце у нее дрогнуло. Кое-какую мебель уже выгрузили, но в дом еще не внесли, и она увидела красивый стол тикового дерева, и кресла, и ширму, расшитую восточным узором. Такие самые вещи были у них в Индии, и тоска по дому пронзила ее. Среди прочего, мисс Минчин забрала у нее тиковый столик, который ей прислал папа.
— Какое все красивое! — сказала она. — Наверное, люди хорошие. И дорогое… Я думаю, это богатая семья.
Фуры подъезжали и разгружались до вечера. Иногда Саре удавалось увидеть и другие вещи. Она уже не сомневалась, что семья богатая: мебель была ценная, старинная, а часто — и восточная. Из фур выгружали дивные ковры, занавеси, картины и великое множество книг. Была тут и великолепная статуя Будды.
«Кто-то из них уж точно был в Индии, — думала Сара. — Они привыкли к тамошним вещам и любят их. Как я рада! Мы словно бы друзья, даже если никто не появится в окошке».