Маленькая принцесса (Бернетт) - страница 97

Она подошла к задней двери, позвала, и тут же появилась девочка — та самая, но чистенькая, прибранная и совсем не голодная. Правда, она робела, но и улыбалась, лицо у нее было милое, дикий блеск из глаз исчез. Сару она узнала сразу, и не могла наглядеться на нее.

— Понимаете, — сказала булочница, — я разрешила ей приходить, когда она проголодается, и поручала ей всякие дела. Работала она хорошо, — я привязалась к ней и вот, приютила. Она мне очень помогает, такая прилежная, а уж благодарная! Зовут ее Анна. Фамилии у нее нет.

Девочки какое-то время смотрели друг на друга; потом Сара вынула руку из муфты, протянула через прилавок, Анна взяла ее, и они поглядели одна другой в глаза.

— Я очень рада, — сказала Сара. — И вот я что придумала: может быть, миссис Браун разрешит, чтобы ты давала детям хлеб и булочки. Наверное, тебе это будет приятно, ты ведь знаешь, что такое голод.

— Знаю, мисс, — ответила девочка.

По этому короткому ответу Сара почувствовала, что та поняла ее. Анна же долго глядела ей вслед, когда они с индийским джентльменом выходили из булочной и садились в карету.

Когда мы решили издать снова книгу о маленькой принцессе и рассуждали о том, в какой мере надо править старый текст, одна молодая женщина, очень чуткая к слову, как-то странно ругала перевод. Наконец оказалось, что ей просто не нравится Сара, какая-то она гордая — и она думает, не перевод ли тут виноват.

Нет, не перевод. Хотя потом, из-за других недостатков, мы от него отказались, дело — в самой повести. Гораздо привычней в книгах тех лет робкие и нежнейшие героини, вроде леди Джен или Бетси из «Маленьких женщин». В детстве я тоже любила их больше, чем Сару, она казалась мне слишком взрослой, сильной, что ли. Оба эти качества, или одно из них, наверное, покажутся скорее достоинствами, чем недостатками, и, приступая к разговору о Саре, сперва поговорим о них.

Мы жили в чудовищное время. Проще сказать, хотя бы — предположить, что «сильный» лучше этому времени противился. Но слово «сильный» так неоднозначно… Спросите, и чаще всего услышите, что это — «тот, кто умеет настоять на своем», «властный», даже «напористый». А вот Бердяев говорил, что самая большая слабость — убить кого-нибудь, и чем твои действия к этому ближе, тем ты слабее. Тогда получится, что, скажем, обругать, оттолкнуть, пройти без очереди, вообще схватить себе, не уступить другому — слабость, а не сила.

Да что Бердяев, Пушкин пишет: «Нежного слабей жестокий»! А традиция томизма включает в «добродетель силы» терпение и связывает с ней — кротость. Прикиньте сами, сколько надо силы, чтобы что-то перетерпеть, тем более — укротить свой гнев.