— Туда же немедленно отправить «Память Меркурия», — перебил своего флаг — капитана Эбергард. — То есть не туда же, не к Ливадии, а на перехват того самого предполагаемого курса к Босфору. …му и …му дивизионам та же задача. Но каждый ищет самостоятельно. «Новикам», если обнаружат противника, постараться связать его боем до подхода крейсеров, а эсминцы… пусть только сидят на хвосте у «Бреслау» и наводят на него остальных. Всё ясно?
— Так точно, ваше высокопревосходительство! Разрешите выполнять?
— Разумеется.
Кетлинский вышел, а Эбергард повернулся к императору:
— Ваше величество, прошу простить, но я должен отправиться на мостик. Желаете пройти со мной?
— Не хочу вас стеснять своим присутствием. Ступайте выполнять свой долг перед Россией, Андрей Августович. Я вернусь на берег. Провожать меня не надо. И да поможет вам Бог! Ступайте!
С мостика «Георгия Победоносца» было видно, что на назначенных в погоню кораблях спешно разводили пары.
— Какую готовность доложили с «Памяти Меркурия» и эсминцев? — немедленно спросил Кетлинского с юношеской проворностью взлетевший вверх по трапу адмирал.
Остроградский обещал выйти в море через полчаса, дивизионы — через пятнадцать — двадцать минут. «Гневный» готов дать ход прямо сейчас.
— Пусть снимается с якоря. Остальные догонят. Дорога каждая минута. Только бы зацепиться за этих чёртовых колбасников, а там, даст Бог, не упустим…
Как только на эсминце разобрали сигнал со штабного «Георгия», корабль уже через несколько минут снялся с якоря и, набирая ход, двинулся в море. В столь быстром выходе не было особой заслуги экипажа и командира — Андрей с самого начала войны распорядился, чтобы один из четырёх скороходов — «новиков» постоянно находился под парами на случай экстренной необходимости. Вот сейчас это и пригодилось.
Но, даже учитывая то, что «Гневный» имел некоторую фору по сравнению со своими собратьями по дивизиону, сработано было в высшей степени оперативно.
— Браво, Черкасов! — не удержался командующий. — Передайте, что я выражаю им особое удовольствие за быстрый выход.
Через пять минут в море проследовал «Дерзкий» кавторанга Молоса, а ещё через пять — «Беспокойный» и «Пронзительный», которыми командовали Зарудный и Борсук. «Гончие» ещё не набрали своих рекордных скоростей, но, по тому как они ускорялись, было достаточно ясно, что весьма скоро стрелки их лагов подойдут к тридцатиузловой отметке.
Через некоторое время вслед за «нефтяными» эсминцами порт покинули и «угольщики»: «Лейтенант Пущин», «Жаркий», «Жуткий», «Живой» и «Живучий». Скорость они имели значительно более скромную — двадцать четыре — двадцать пять узлов, но им ставилась соответствующая задача: обнаружить супостата (если повезёт), прилипнуть к нему как банный лист и звать через эфир тех, кто способен дать бой германо — турецкому крейсеру.