– Коля, я люблю тебя, – дрожащими губами прошептала она, не отрывая от меня увлажнившихся глаз.
– И я люблю тебя, – целуя ее лицо, говорил я. – А теперь будем спать.
– Что утром тебе приготовить?
– С твоих рук, даже яд, – улыбнулся я.
– Что ты любишь?
– Ни что, а кого. Тебя.
– Коль, скажи.
– Омлет и кофе, – сказал я, выключая музыку, – а теперь быстро в кровать, прижимаешься ко мне попкой и мы спим.
– Сейчас, трусики надену.
– Зачем?
– Не надо?!
– Возиться с ними с утра, могу разорвать их на тебе.
– Ну и что, – в ответ мне улыбнулась она, натягивая трусы.
– Смотри, вскоре нижнего белья не останется. Иди ко мне. – Она скользнула под одеяло, попав в плен моих жадных рук.
– Ты такая удобная, – говорил я, прижимая ее.
– Потому что маленькая?
– Потому что создана для меня.
– А ты для меня!
Я поцеловал ее в губы.
– Приятных снов, любимая!
– И тебе приятных снов, любимый, – ответила она, повернувшись ко мне спиной, прижимаясь крепкими ягодицами.
Плыли липкие, радостные дни, пропитанные соком Оксаны, ее счастливым смехом, радостью Сережи. Я грелся в их искреннем, не искусственным свете, впервые чувствую себя ЖИВЫМ. Я питал окружающий мир чистой энергией, я как и они освещал его, согревая все вокруг. Мое чувство росло превращаясь вполне осязаемое, им я обнимал Оксану, Сережу, все человечество, я прикасался им к Создателю, благодаря ЕГО за ЖИЗНЬ дарованную мне. Я парил на нем, подобно ангелу, мне не нужны были ноги, только ОНА – Безграничная любовь!
Обдуваемые холодным осенним ветром, мы втроем стояли на перроне. Юля уезжала.
– Ладно, Оксан, прощаемся не на веки. Еще увидимся, я так рада за вас, любовалась вами все последние дни, – искренне говорила Юля, – Коль, – взглянула она мне в глаза, – через неделю тебя ждем, я все подготовлю за это время.
– Спасибо, Юль, – благодарил я.
– Ну и командировочка, – улыбнулась она, – ладно, счастливо оставаться, я побежала, и вам хватит мерзнуть.
Ее губы коснулись моих щек, я помог ей занести сумки, и она исчезла в вагоне.
– Поедем домой, – говорил я, утопая в ее грустном взгляде.
– Ты хочешь кушать?
– Нет, а ты?
– Немного, тогда в Абазе поедим.
– Хорошо, – согласился я.
Мы быстро выехали из Абакана, пропитанного углем, алюминием, бесчеловечной властью, такими же пытками, произволом, насилием, отсутствием надежд на перемены, СТРАХОМ. В этой маленькой Швейцарии, как называет ее Лебедь, находиться один из заразных очагов правового нигилизма, без Божия, семейной преступности, захвативший все рычаги власти. Хакасия – рай для безбожников и садистов. Я слышал сердечный стук угнетенных, он больно бил по моим перепонкам. Страдания чистых перед Богом и людьми, людей, оглушительным криком неслись из поселка Молодежный, из застенок Черногорска, из зараженного Минусинска, стены которого помнят преступника Ильича.