Зима дарила ранний морозный вечер, но, сидя у окна внутри чужого дома, Аурелии было тепло и удивительно спокойно. Все вопросы куда-то улетели, и тишина внутри успокаивала. Приглушенные голоса сидящих за столом людей вызывали какие-то смутные воспоминания, и она почти забыла о мертвом ребенке без собственных линий, ведущих в будущее, который лежал в комнате на втором этаже. Внезапно в голове у Аурелии возник вопрос: «А как он вообще до сих пор существовал, как ему отдали нити, не пропитав ими?».
Лист объяснил девушке, что вневременный не имеет собственных нитей, погруженный в кокон, он впитывает чужие, их должно быть очень-очень много, чтобы подарить ему возможность жить без влияния настоящего, но он перестает быть человеком, теряет свое имя, теряет любые чувства, точнее они не формируются в его душе, которая сама становится временем. Именно поэтому в ней нет места любви, потому что самого понятия такого, как «место» внутри него нет. Сложно было уже сказать, на что рассчитывал Лист, зная все это, но отнять младенца у мечущейся в послеродовой горячке молодой женщины он не смог. Какое отчаяние помогло ему прикрепить ребенку свои собственные нити, чтобы связать его с этой реальностью, сложно было даже представить. Но удержать его здесь надолго не могло ничто.
Аурелия слушала жнеца и думала о себе. Как она здесь оказалась, куда ведут ее нити, с кем связывают, когда оборвутся… Надолго ли она сама задержится в этой реальности, или в ее случае потрудился кто-то куда более сильный, чем она сама, и ее изменение – постоянно. Воспоминания о доме, далеком времени, почти не реальном, оставшемся в ее памяти яркими сюжетами праздников, вдруг вспыхнуло в сознании… и погасло… И как после того, как гаснет экран, рождается понимание, так и Аурелия вдруг поняла, что если в этой реальности для ребенка нет места, то может быть попробовать зайти с другой стороны? Но для этого ей нужен был огонь…
В комнате, где лежал ребенок, горел камин. Оставив за дверью нервничающих любопытных, Аурелия вошла внутрь. Заперла за собой дверь. Подойдя к кровати, внимательно всмотрелась в детское лицо и, нащупав ниточку ускользающего сознания ребенка, позвала его за собой… в огонь… на свою собственную поляну, питающую ее собственные силы. Может быть, кто-то для белокурой девочки сможет сделать хотя бы часть того, что готова была сделать она…
Аурелия и Вайя стояли у края поляны, посредине которой искрилась на солнце вода потрясающе красивого водопада. Она была обжигающе холодной, но удивительно чистой, и Аурелия подумала, попросила, прокричала о помощи… Если это место дает силы ей, может оно дать силы кому-то еще? Может? Может! Конечно, может!!! Вспомнив о белокурой девочке, отчаянно похожей на нее, Аурелия вдруг заплакала, и, взяв чужого ребенка за руку, шагнула вниз… туда, где холодная кристально чистая вода могла подарить очищение.