Обедать отправились на Литейный, в уютную ресторацию с претенциозным названием «Цезарь». В этот час заведение было заполнено немногим более чем наполовину. Хрустящие крахмальные скатерти манили белизной, бесшумно сновали вышколенные официанты, раздавались звуки механического органа, исполнявшего марш из «Гугенотов», впрочем, негромко, а потому и не мешая застольной беседе. Публика была приличная, в основном чиновники, несколько офицеров. Дам было немного, все в подобающих случаю дневных туалетах. Умиротворенный гул голосов, позвякивание обеденных приборов и манящие запахи свидетельствовали о том, что встречают здесь радушно, а кормят вкусно.
Вадима Даниловича в «Цезаре» хорошо знали и сразу провели в отдельный кабинет. Это была небольшая, соединенная с общим залом аркой, комнатка с двумя уютными диванчиками у стен и столом посередине. По мере надобности арку задергивали тяжелой драпировкой с кистями, и это создавало обстановку интимности и отгороженности от прочего мира. Не успел Шумилов оглянуться, как на столе появились приборы, закуски и небольшой, грамм на двести, графинчик коньяка. Вадим Данилович заботился о своем пищеварении и, как истый русский барин, коньяк почитал, как первейшее средство для поддержания здоровья — в разумных количествах, естественно.
К трапезе приступили под разговоры о погоде и прелестях дачной жизни в летний сезон. И только когда принесли жаркое, Вадим Данилович вернулся, наконец, к недосказанной теме:
— Так вот, Алексей Иваныч, у покойного Николая, оказывается, был роман с мадемуазель. Началось это, когда ему было лет пятнадцать — мальчишка совсем! Хотя, как сказать, — Шидловский хитро искоса взглянул на Шумилова, — у молодых людей такое иногда случается: влюбятся в женщину старше себя, и ну страдать… Помню, и со мной было — семнадцатилетним приехал к батюшке в деревню на каникулы, а там — молодая жена соседа-помещика, красивее женщины не видел… Да… Смешно это было, что и говорить! — Он смущенно крякнул и принялся сосредоточенно жевать. — Ну, так вот, одно дело — платоническое, так сказать, чувство, и совсем другое — плотская связь, как в случае с Прознанским.
— Петр Спешнев тоже говорил о связи с гувернанткой, но со слов самого Николая.
— А тут не просто разговоры, тут свидетель, который сам видел!
— Свидетель? — переспросил Шумилов.
— Именно! Сам полковник! — с торжеством в голосе отчеканил помощник окружного прокурора. — Как-то раз, почти два года назад, он застал парочку за непристойным занятием: мадемуазель удовлетворяла мальчишку… рукой. Ну, вы понимаете, что должен был подумать отец… Непростительное поведение для зрелой опытной женщины, употребившей во зло доверие семьи. Развращение неопытного юного сердца, которое только входит в мир, так сказать… во взрослый мир искусительных соблазнов… нестойкий и неискушенный юноша… — Шидловский попытался выстроить зажигательную фразу, полную разоблачительного огня, но явно не смог найти нужных слов. Вместо разящей тирады он склеил несколько тягучих неуклюжих комков, которые невозможно было распутать по словечку, а следовало разрубить одним махом.