Пашенко запнулся и перескочил на другое:
— Я мог бы вам точно назвать час смерти Николая Прознанского, если бы сразу приступил к вскрытию тела. Я мог бы наблюдать развитие трупного окоченения, а это точнейший показатель. Окоченение начинается спустя шесть часов с момента смерти и развивается еще примерно столько же, захватывая все новые части тела. Потом в обратном порядке окоченение будет пропадать. Наблюдая процесс снятия окоченения, также можно довольно точно определить время смерти.
Шумилов заподозрил, что Пашенко собирается прочитать ему целую лекцию.
— Владимир Владимирович, я все это знаю. Что вы можете сказать по существу?
— Когда я в шесть часов пополудни приступил к вскрытию тела Николая Прознанского, оно полностью было сковано окоченением. А снятие окоченения я не смог наблюдать, поскольку на третьи сутки состоялись похороны. Так что… — Пашенко развел руками.
Шумилов чуть не сплюнул от досады.
— То есть смерть наступила не позже шести-семи часов утра 18-го апреля, — подытожил он.
— Вот именно. Еще могу сказать: желудок покойного был пуст, что свидетельствует о том, что с момента последнего принятия пищи прошло не менее четырех часов. Об этом есть запись в бумагах, что вы у меня забрали.
— Что ж, спасибо.
— Вам это хоть как-то помогло?
— Если б я знал, Владимир Владимирович, что мне может помочь!
Шумилов приехал в прокуратуру после обеда и сразу направился в кабинет Шидловского. Помощник окружного прокурора если и воспринял с досадой сообщение Шумилова о разговоре с патологоанатомом, то никак этого не показал, что для человека холерического темперамента (а именно таковым был Шидловский) выглядело весьма странным. Он лишь рассеянно пробормотал: «Оставьте протокол аутопсии мне, я подумаю, куда его приладить», и более к этой теме не возвращался. Вадим Данилович был явно поглощен своими мыслями, что, впрочем, вскоре и объяснил:
— У вас там сидят графологи. Сидят они уже долго, так что скоро закончат. Сейчас они переписывают заключение набело. Шульц принес основные тезисы, которые там будут, посмотрите-ка!
Алексей Иванович взял поданные Шидловским листы писчей бумаги, усеянные мелким бисером текста с многочисленными следами правки и дописок. Все почерковеды сходились во мнении, что по первой части поставленного перед экспертизой задания — сличения манеры написания анонимки с контрольными образцами — «есть несомненное сходство приемов исполнения сравниваемых объектов». В частности они подчеркнули схожесть в начертании трех букв. Весьма любопытной оказалась фраза, которую изумленный Шумилов перечитал несколько раз: «В анонимном письме встречаются буквы такой формы, какую дают им только одни французы».