Такое предложение удивило и Алтан-хана, и мандаринов. «Чем он надумал удивить нашу премудрую Турандохт?» — думал каждый. Но император, поразмыслив недолго, согласился.
— Однако я больше не связан клятвой, — объявил он, — и пусть все знают, что отныне мой указ утратил силу, ибо нашелся человек, который разгадал три загадки. Как бы ни обернулось дело, я кладу конец казням!
И после этого Халаф сказал следующее:
— Божественная царевна, хотя решением первых лиц в государстве вы признаны моею, я готов отказаться от права на вас в том случае, если вы мне скажете без ошибки, кто… но сначала дайте мне слово, что в случае поражения вы безо всякой горечи согласитесь стать моей женой и вознаградите меня за все, что я претерпел из любви к вам.
— Да, сударь, — отозвалась принцесса, — я принимаю ваше условие и клянусь всем, что свято, выполнить его. Да будут собравшиеся в этом зале свидетелями!
Собравшиеся подтвердили их уговор, но не стали скрывать своего осуждения: юноше не следовало рисковать правом на дочь императора, считали они! Однако всем любопытно было услышать, о чем же спросит Халаф.
— О прекраснейшая из царевен, — начал юноша, — скажите мне, кто перенес тысячу невзгод и жил подаянием, а ныне удостоился величайшего счастья? Если вы назовете мне имя этого человека, я добровольно откажусь стать вашим мужем.
Турандохт помолчала и наконец заявила:
— На этот вопрос невозможно ответить сразу. Завтра я назову вам имя, которое вы желаете знать.
— Госпожа моя, — сказал ей Халаф, — в нашем уговоре ни слова не было сказано о завтрашнем дне! Было бы против правил откладывать наш спор до завтра. Однако, если вы так настаиваете, я сделаю вам и эту уступку: надеюсь, что после этого вы станете обо мне лучшего мнения и мысль о замужестве сделается для вас более приятной.
— Она должна решиться на это, — сказал император. — Может ли она надеяться встретить когда-либо человека более снисходительного? Мало того, что самая сущность моего указа предназначает ее в жены этому юноше, — я и безо всякой клятвы не согласился бы его отпустить без жены, которой он так добивается! Пусть лучше моя дочь умрет, чем не достанется этому великодушному царевичу, — и с этими словами он поднялся с трона и удалился.
За ним ушла царевна; ученые мудрецы выразили Халафу свое восхищение, и шестеро мандаринов отправились проводить его в отведенные ему во дворце покои.
Царевна затворилась на своей половине, не допуская к себе никого, кроме двух самых любимых невольниц, от которых ничего не скрывала. Она ушла в спальню, сорвала с головы свое покрывало и бросилась на ложе, не в силах сдерживать свои чувства. Душу ее переполняли стыд и печаль.