Черное полотно траурной ткани накрыло оживающую мелиссу. Я на похоронах, в моих руках две розы, обжигающие ладони живыми зеленеющими стеблями, смеющимися над смертью, прежде чем лечь поверх мраморной плиты.
Фраза «до скорого, мне пора за работу» разлетается на слога и влетает в сознание побуквенно, теряя всякий смысл. Я собрал буквы в последовательность, и покинул мертвые стены персикового цвета. Солнце у парадного выхода застало меня врасплох, заблестев на пуговицах манжет. Ладони прошлись по влажным ветвям сирени и, мокрые, прижались к онемевшему лицу. Прочь.
Домой я не пошел. Трижды проехав в автобусе по одному и тому же маршруту, я вышел на вновь помрачневшую, пасмурную улицу, сопровождаемый настойчивым взглядом кондуктора, которая уже полчаса не спускала с меня настороженных глаз.
Вдали шумели поезда, под ногами были рельсы. В темноте я спотыкался о них и падал, приникая к чуть похолодевшей вечерней земле. Ненависть трепыхалась у меня в груди как тысяча отчаянных сердец. Ненависть ко всем обрюзгшим, старым лицам. К лицемерию незнакомцев, к проклятой вежливости, к случайным встречам, которых я не хотел. Ко всей этой случайной жизни, у которой нет памяти, – в которой нельзя оглядываться.
Я шел, не разбирая дороги, быстро доверившись случайному маршруту. Чьи-то руки касались выключателей, и в окнах красиво угасал свет. Я почувствовал дождь, только когда насквозь промокла одежда. И всё обрело ясность. Небо роняло на землю тяжелые капли, которые разбивали лужи с таким грохотом, словно рушились целые города. Я шел следом за своей тенью, которая давно перестала быть видимой, но всегда обгоняла меня на полшага. Мимо беззвучно проходили нечеткие черные силуэты, оставляя за собой безвоздушный шлейф настороженного холода.
Мои следы терялись в грязном потоке безудержного дождя. Порой случайный свет дальнего автомобиля высвечивал четкие контуры прохожих, которые я видел сквозь завесу дождя необычайно четко. Сколько в моей жизни было прохожих. И все они – только проходили, и шли, невозмутимо двигались дальше. Я видел задумчивый взгляд Тимура, тонкие пальцы Аллы. Они преследуют мою память, даже в воспоминаниях поворачиваясь ко мне спиной. Я заставлял себя проходить мимо этих воспоминаний, лишь скользнув тоскливым взглядом по немым спинам.
Я лег между рельсами, поперек ещё теплящихся деревянных шпал, и закрыл глаза. В невидимых тучах громыхали раскаты. Я разбивал руками стекающие стены, я ломал пальцы, заставляя себя хоть что-нибудь почувствовать – в настоящем – в эту секунду. Но всё было бесполезно. Мои глаза опустели. Мои силы иссякли, я лежал под нескончаемым громом, подо мной текли грязные ручьи, мои собственные слезы раскаленным железом рассекали щеки, мешаясь с дождем.