Уходя уже, Чекалин спросил:
— Что, много ли людей бывает перед проходной после ноля часов?
Петрунин, майор, заместитель начальника портовой милиции, сказал:
— Хватает. Иногда не меньше, чем днем. Примерно в это время у ряда служб как раз пересменок. Я уточню, у кого именно.
Исаев остался в порту — чтобы уж до конца выяснить все про Буряка, того малого, который, если верить ему, единственно по дурости запугивал водителя Пономарева. Чекалин же, вернувшись к машине, велел шоферу ехать в райотдел, но, когда тот, вырулив на дорогу, уже включил левый указатель поворота, чтобы свернуть к центру, Чекалин вдруг (ему показалось, что неожиданно даже для самого себя) передумал:
— Нет, пожалуйста, на Садовую.
Нет горше обязанности, чем допрашивать близких погибшего человека. У людей горе, они не знают, как избыть свою боль, а тут кто-то, совсем-совсем посторонний, так некстати бередит незажившее, незаживающее. Если бы была хоть малейшая возможность избежать такой встречи, Чекалин, не раздумывая, обошелся бы без нее.
Но нет, сейчас другой случай. Совершенно необходимо сегодня встретиться с женой водителя Щербанева… увы, уже вдовой. Если быть честным — еще вчера следовало это сделать. Ну, вчера, положим, не до того было, ни секунды свободной просто, разве только подумать о необходимости встречи, да и то мимолетно, мгновенно. Вчера, правда, еще можно было ожидать, что эта встреча окажется ненужной. Сегодня же ясно — не обойтись. Пока что нет ни одной сколько-нибудь надежной тропки, которая вела бы к истине. Оставалось надеяться, что хоть встреча с вдовой Щербанева приоткроет завесу тайны. Так что, как ни прискорбно, а придется наведаться незваным в этот дом на Садовой, потревожить своими расспросами его обитателей.
Дверь открыла жена Щербанева. Была она худощава; лицо бледное, но миловидное; немного за тридцать.
Провела в комнату. Усадив Чекалина, сама тоже села — по другую сторону полированного стола. Руки ее беспрестанно были в движении: то какую-то оборку на платье поправит, то пуговку расстегнет-застегнет; только это, пожалуй, и выдавало крайнюю степень нервного ее напряжения.
— Вы не стесняйтесь, — сказала она, — спрашивайте, что вам нужно.
— Спасибо, — сказал Чекалин. — Скажите, какой у него, у Виктора, был характер — спокойный, вспыльчивый?
Задумалась на минутку.
— И то, и другое.
— Так бывает? — удивился Чекалин.
— Вообще-то он очень выдержанный. Сколько было случаев — другой бы, на его месте, на стенку давно полез от злости, а он ничего, только побелеет немного. А в другой какой раз сразу у него край терпения наступает — тут его не удержать.