Ноги сами вынесли меня к Лизиному дому. Внутри я никогда не был – провожал до поворота и прощался, так что мне оставалось только гадать: а вон та женщина, зашедшая в дом – вдруг ей мама? Усилием воли подавив очередные угрызения совести на тему «Как я мог Лизу отпустить?!», я решительно повернул в обратный путь. Не хотелось попадаться на глаза её родственникам, нечего их наводить на мысли, с чего это вдруг дочь отрезала себе косу. Я вообще никак не понимал, как её родители ничего не замечают – ни мальчишеских привычек, ни одежды, ни того, что их дочь целый день пропадает непонятно где и никогда, никогда не приводит своих друзей домой…
Дед с бабулей, конечно, всегда давали мне полную свободу, но, во-первых, на то они и «старшее поколение», во-вторых, я всё-таки мальчик, а в-третьих, я прожил в этом городе больше половины жизни, меня тут знает куча народа… А Лиза – девочка, младше меня, только приехавшая. И не стоит никого сравнивать с моими родителями. Вот уж чем-чем, а образцом семьи мы на тот момент ни в каком виде не были.
Отвлекая себя подобными размышлениями, я вернулся домой, выдержал семейный обед и, виновато улыбнувшись деду, снова удрал. Первая весточка от Лизы с Шумахером мне пришла часов в пять, когда я сидел у Араба, – эсэмэска: «Кажется, мы нашли, кто хозяин!», и история их поездки в Москву стала постепенно складываться – сообщениями, звонками, разговором, когда я встретил «путешественников» на вокзале, и, разумеется, последовавшей за этим долгой ночной перепиской с Лизой.
Сколько раз за день я успел горячо пожалеть, что не поехал с ними, – не сосчитать. Но дело было сделано так, как сделано. А тот, кто остаётся в стороне, всегда жалеет, ведь с ним всё, разумеется, вышло бы и правильней, и лучше.
Так или иначе, но моё участие в экспедиции заключалось лишь в проводах на вокзал. Когда перрон вместе со мной остался позади, Саня с Лизой переглянулись, и на мгновение их охватило робкое чувство неловкости. Впервые они по-настоящему оказались наедине, без связующего звена в виде меня, пусть последние дни связующее звено из меня выходило разве что формальное.
Лизка смущённо забилась в угол, одёрнула рубашку и принялась старательно подворачивать рукава – хоть и на неё покупали, а всё равно рубашка ей была чуть велика. Саня хмыкнул и вольготно развалился на всём оставшемся сидении, пользуясь тем, что днём в рабочую неделю вагон электрички был пуст, если не считать мамы с девчонкой лет шести в другом конце – старшая читала, младшая увлечённо резалась во что-то на планшете. Ещё две тётки с громыхающей чем-то внутри сумкой-тележкой зашли на следующей станции, неодобрительно покосились на «молодых людей», с подозрением на маму с дочкой и, наконец, уселись на противоположной стороне, подальше ото всех.