Андрей огляделся и, отыскав взглядом табличку на доме, сообщил, что нам сюда. Вход в подъезд располагался во дворе – заросший кустами, с тремя щербатыми ступенями и ржавыми перилами, которые свернула набок, почти с корнем выдернув, неведомая сила – не иначе как перелётная стая мамонтов. Дверь была гостеприимно подпёрта осколком кирпича, чтобы не закрывалась, поэтому мы беспрепятственно проникли внутрь.
После солнечной улицы в подъезде нас окружила кромешная темнота, только снаружи заглядывала узкая полоска света. Лампочка в тамбуре не горела – вероятно, в своём полёте мамонты заворачивали и сюда. Наощупь найдя следующую дверь, мы оказались в самом обычном подъезде – здесь не было ни следов перелётных мамонтов, ни каких-либо людей. Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, мы огляделись и с помощью несложных умозаключений нашли, что нужная нам квартира пусть и без номера, но совершенно точно перед нами.
Тут бы мы с Лизкой, внезапно оробев, мялись ещё Бог знает сколько времени, но, по счастью, с нами были Андрей и Шумахер. Первый вежливо позвонил – где-то в квартире послышалась дребезжащая трель, – а второй постучал, не столь вежливо, зато громко. Спустя некоторое время нам открыли.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти с лишним на вид – тёмно-русые, зачёсанные назад волосы уже тронула седина, брюки засалены на коленях, взгляд из-под кустистых бровей не отличается дружелюбием.
– Вам кого? – оглядел он всю нашу компанию неожиданно цепко и внимательно, чем очень напомнил мне Андрея.
– Артём Иванович? – Андрей был тут как тут. Спокойный, вежливый, уверенный.
– Я, – неохотно отозвался мужчина. – Кто вы?
Мгновение одиннадцатое
Андрей обернулся к Илье, и тот шагнул вперёд, долго ещё отводя взгляд от стоящего на пороге Бондарева. Потом всё-таки взглянул на него и тихо проговорил:
– Салам, шурави.
Мы ничего не поняли, а вот мужчина сначала подался вперёд, пытливо вглядываясь в лицо Ильи, а потом – отшатнулся, словно увидел призрака.
– Не понимаю, – пробормотал он и повторил растерянно, как ребёнок: – Не понимаю…
– Это я, шурави, – Илья шагнул к нему. Теперь он говорил с таким диким акцентом, что сразу стало ясно всё: и тёмные глаза, и смуглая кожа, и непривычные черты лица – он не был русским ни на единую каплю крови. Просто долгие годы сгладили речь, скрыли южный акцент. – Ты помнишь? Герат, восемьдесят третий.
– Калла́? – неуверенно спросил Бондарев.
– Алишер Гази Калла.
Лизка больно пихнула меня острым локотком в бок.
– А-гэ-ка, – по слогам шепнула она мне. Алишер Гази Калла.