Четверо на барже продержались сорок девять дней! Посчитай, сколько это будет часов. Сорок девять умножь на двадцать четыре. Не получается? Постарайся. Поднатужься!
Не получается. Никак не получается…
Сколько часов он в море? Сорок, пятьдесят или сто? Кажется, он плывет уже многие сутки.
… Бомбар пил рыбий сок и морскую воду. Он специально готовился к плаванию и знал, на что идет, — в этом было его преимущество. А ты?
Соболев зачерпнул ладонью воду, смочил губы, потом выпил — всего три глотка и почти потерял сознание от тошноты.
… Маресьев полз по лесу десять суток. Ел кору и ягоды. Ты никогда не расставался с книгой о нем. Книга осталась на письменном столе, а ты ползешь, ползешь в продырявленной шлюпке…
Ночь нескончаема. И в ней один за другим появлялись и снова исчезали безмолвные корабли.
Как только светало, в воздух поднимались вертолеты. Воздушный патруль прочесывал указанный квадрат, пока не кончалось горючее, — тогда на смену ему взмывал другой вертолет, они передавали друг другу эстафету поиска.
Лейтенант Кузовлев с нетерпением ждал рассвета, сегодня его экипаж должен лететь первым.
— Слушай, друг, — говорил ему Кулаев, — зачем сидеть в дежурке? Пойдем в поселок, отдыхать надо — тогда лучше работать будешь.
— Иди отдыхай. Через два часа — взлет.
— Слушай, ты заметил, Катя — какая хорошая девочка: глаз зеленый, волос черный, наколка белая — недовольна тобой очень. «Почему, — говорит, — ваш лейтенант меня подводит — в столовую не ходит, порции оставляет? Куда я продукты дену, как отчитываться буду?» Слушай, меня не уважаешь — уважь Катю! Пойдем.
— Младший лейтенант Кулаев, отправляйтесь отдыхать. В восемь ноль-ноль явиться на аэродром.
— Слушаюсь! — обиженный Кулаев повернулся; нарочито с вызовом прищелкнул каблуками, тряхнул дверь. Он не стал ждать дежурного автобуса, а пошел в поселок пешком, мимо локационных фургонов стартового пункта, мимо даже ночью приметных, окрашенных в бело-черную шахматную клетку строений аэродромных мастерских, мимо домика с высотным снаряжением, мимо медпункта, через редкий замерзший осенний лесок.
Он пересек железнодорожную ветку и вышел в центр поселка. Желтые глазки фонарей, окруженные кругами тумана, глядели устало, освещая неровным, вздрагивающим светом глухие торцы коттеджей.
Было шесть часов утра — здесь еще ночь. Кулаев завернул за угол и увидел освещенное окно. В соседнем доме сквозь плотно задернутые шторы тоже пробивались сиреневые блики. И еще свет, еще. Поселок не спал, он примолк и затаился, он жил надеждой.