— Сообщи десятому: ползут до двадцати человек, сейчас встретим.
Когда подступает смертельная опасность, секунды становятся очень длинными. Вот и сейчас рассказываю, вроде бы долго это длилось, а на самом деле все происходило очень быстро: обнаружил ползущих, дал команду выходить без шума, приказал телефонисту доложить — несколько мгновений, в течение которых глав не спускал с приближающихся врагов.
К тому же я знаю: фашисты издали не кинутся, подползут, чтоб навалиться быстрым и ошеломляющим броском.
Вот момент, когда они изготовятся к рывку, я и не должен упустить!
Но и раньше открыть огонь нельзя — лопнет вся моя затея, удерут фашисты.
Стою, гляжу на белые призраки, которые уже совсем близко. Может быть, пора? Нет, гитлеровцы должны на минуту остановиться, подождать отставших, собраться с духом и потом уж кинуться.
Но вот, наконец, передние фигуры в снегу замерли, к ним подтягиваются те, кто позади.
Вот приподнялась одна белая тень, наверное командир…
Пусть вскочат, в рост гранаты будут бить их надежнее, лежащих осколки, пожалуй, и не зацепят.
Короткая гортанная команда, белые округлые фигуры врагов вскинулись и безмолвно побежали на нас.
— Гранатами огонь! — заорал я что было сил, кинул свои две лимонки и тут же застрочил по врагу из автомата. Пулеметчик вылил навстречу гитлеровцам не меньше пол-ленты.
Взрывы гранат смешались с криками и стонами фашистов, которые заметались между огненно-черными взрывами.
Наш отпор был настолько неожиданным и страшным, что даже уцелевшие гитлеровцы взвыли от ужаса. Они кинулись назад, не обращая внимания на своих раненых, бросали их в полной панике.
Радость победы смешалась со спортивным азартом: «Надо переловить уцелевших, захватить пленных», — мелькнуло в голове, и я тут же выскочил на бруствер:
— За мной! Бери их живьем, ребята!
Вскоре нагнал одного из удиравших фашистов. Он запыхался от бега по глубокому снегу, воздух со свистом и всхрипами вырывался из его груди. «Живьем! Живьем!»-стучало в голове, и я старался быстрее схватить его. Он прыгал в снегу из последних сил. Когда я был уже рядом, фашист вдруг обернулся. Я увидел его расширенные от ужаса глаза, а внизу — как бы третий глаз, такой же круглый, с черным зрачком в середине. Пригнувшись, я резко кинулся под этот третий зрачок, который был не чем иным, как дулом автомата. Очередь рокотнула над моим затылком, а я, ударив головой врага в грудь, упал с ним на землю. Он не растерялся, видно, был не из робких, вскочил и тут же кинулся на меня! И в этот момент я от души, со всей любовью к спорту, закатил фашисту такой хук, что он мелькнул сапогами на уровне моих глаз и грохнулся в снег.