Николай Маркович весело смотрит на меня и говорит:
— Быстро добрались. Я думал, придете завтра.
— Спешил. Переждать до следующей ночи негде, обнаружат, да и холод собачий — окоченеешь.
— Надюша, — спохватился хозяин, — организуй-ка чаю и того-другого-прочего, промерз человек.
Хозяйка уходит на кухню, а мы сидим и не знаем, о чем говорить.
Ну как там, на Большой земле? — спрашивает Николай Маркович.
— Да так, вроде все в порядке, воюем.
Меня кормят и угощают «другим-прочим». Сразу становится тепло. Промерзшее тело расслабляется, и я впервые за все это время чувствую усталость.
Николай Маркович поднялся.
— Мне пора. А вы укладывайтесь спать. Набирайтесь сил. Вечером в обратный путь.
Он уходит на службу, а я ложусь спать. Слышу, как под окнами иногда топают немцы, до меня доносится их резкий говор. Далеко, по ту сторону фронта, командующий, занятый делами, порой, наверное, думает, принесу ли я чертежи. Если они ему так нужны — будет наступление, догадаться нетрудно. Это особая честь, когда доверяют такую строжайшую тайну. Случись со мной беда — ни за что не скажу, зачем сюда пришел. Пусть хоть на куски режут!
Чуть начало смеркаться, я собрался «домой». Фотопленку Надежда Васильевна зашила мне в воротник под петлицу. А подлинники лежат где-то в сейфах, под охраной часовых, и никто из гитлеровцев не подозревает, что копия их схемы обороны на пути в штаб Красной Армии.
Чтобы попасть сюда, мне понадобилось около семи часов. Если на возвращение уйдет столько же, то к двум часам ночи я могу быть у своих. Однако спешить сейчас нельзя. Переходить линию фронта придется попозже — часа в три ночи, когда часовые утомятся, хорошенько промерзнут и никто не будет слоняться по обороне.
Сложно преодолеть колючую проволоку: со мною теперь нет ни саперов, ни ножниц для бесшумной резки. Старого прохода я, конечно, не найду. Придется подкопать снизу или перелезть по колу. Оборвешься, порежешь руки, но с этим считаться не приходится, лишь бы выбраться.
Мы договорились, что Николай Маркович и Надежда Васильевна будут идти за мной по противоположной стороне улицы и проследят, как я выйду из города. Николай Маркович предупредил:
— Если с вами что-нибудь стрясется, мы ничем не сможем помочь. Вы понимаете, мы не имеем права…
Он говорит смущенно, боясь, чтоб я не принял это за трусость.
На прощанье мы выпили по стопке за удачу. Эта стопка, между прочим, сыграла очень важную роль. Но об этом позже.
Улицы были безлюдны. Редкие прохожие боязливо уступали мне дорогу, их пугала моя форма. Я шел не торопясь, пистолет — в кармане брюк, взведенный и готовый к действию в любой момент. На некотором расстоянии от меня — Николай Маркович и его жена, будто прогуливаются.