– Я хотела помочь.
Мейсон сжал губы и отвел в сторону шлифовальную машинку. На мгновение их взгляды встретились. Ожившие призраки прежних скандалов с силой надвигающегося землетрясения заполнили морозильник.
– Ты не могла. – Он вынул из кармана зажигалку и чиркнул кремнем, высекая язычок пламени. Поднеся огонь к клювам лебедей, Мейсон расплавил лед в том месте, где они соединялись. – И никто не мог, Рииз.
Она почувствовала, как вспыхнуло прежнее возмущение, напомнив, почему не хотела затевать этот разговор. Неужели он полагал, что от этих слов ей станет легче? Этот человек не создан для близких отношений.
– Наверняка кто-нибудь смог бы, если бы ты позволил. Неужели не понимаешь, совместная жизнь именно для того и существует.
Подтаяв, клювы лебедей стали короче и грубее. Мейсон молча убрал зажигалку. Да будь он проклят!
– Я забыла свою прежнюю жизнь и начала все сначала. Когда я ждала твоего возвращения, почти перестала общаться с родителями и отдалилась от друзей. Мои родители постоянно твердили, что ты никогда не изменишься и я должна вернуться в Нью-Йорк на время, пока тебя нет. Но мне хотелось создать свой дом. Наш дом.
Мейсон, промолчав, протянул руку, меняя один инструмент на другой.
– Ты хоть представляешь, как я ждала твоего возвращения? – Голос Рииз против воли повысился. – Ждала, что ты вернешься ко мне!
На лице Мейсона появилось необъяснимое выражение. Взяв маленькую электропилку, он аккуратно распилил на две части ледяной постамент, на котором стояли лебеди. Птицы освободились друг от друга, но у них слегка повредились клювы, правда, больше их ничего не связывало. По какой-то причине это окончательно вывело Рииз из себя.
– Даже когда ты вернулся из Афганистана, тебе, видимо, не хотелось, чтобы я была рядом.
– Я чувствовал себя каким-то оцепеневшим. Несмотря на слезы, которые жгли ей глаза, голос Рииз звенел от гнева.
– Я была бы рада сказать то же самое, Мейсон. Оцепенеть здорово. Но ты заставил меня чувствовать себя последним дерьмом. – От этих грубых слов почему-то стало легче.
У Мейсона вырвался вздох, первое проявление хоть каких-то эмоций.
– Черт, Рииз, я не хотел.
Она уже не могла остановиться и, не глядя на него, выпалила:
– Ты отвернулся от меня, как от ничтожества. Мне понадобились месяцы, годы, чтобы прийти в себя.
В наступившем ледяном молчании Мейсон положил пилу на полку морозильника и повернулся к Рииз. В охрипшем голосе звучала искренняя боль.
– Прости, что я принес тебе столько горя, ты заслуживала лучшего.
Эти слова проникали в глубину души, смягчая давнюю обиду, затягивая гноившуюся годами рану. Рииз удивленно взглянула на него, не понимая, почему эти простые слова так подействовали на нее. Даже тогда она не до конца осознавала, как отравляли ее чувства, которые теперь наконец ушли.