Тахир не побежал, другой кто-то сбегал, — а на крыше с бабой на матрасе лежал тренер Дмитрич. Зашел позже в палатку и дал поджопник смельчаку, — оказалось, тот слукавил, засел за кустом на середине тропы — из окон его видно не было.
Он спустился по крутой тропке к речке; скорее, это были журчащие родники, невидимые под оледенелой травой и огромной, как лопухи, крапивой. Нагнулся и сорвал стебель крапивы, она не жгла руки. Бывало, стрекался весь, старшие любили закидывать салажат в самые заросли. А теперь ничего не чувствует почему-то. Тахир обиделся. Вдруг подумал, что на ужин ждет тушенка, почему бы супчика полезного не соорудить. Сорвал побеги помоложе, засунул за пазуху, к теплой деревянной кобуре «стечкина».
Черного Альпиниста не боялся. Тахир был уверен, что это его вечер, его памяти и покоя, по праву. Побрел мимо трехэтажного, из бревен, элитного туристического корпуса. В нем и жили они с Мариной. Он не хотел уже ничего вспоминать. Но паскудная, злобная память разматывала путаные клубки в его мозгу, и выплыли картинки, разговоры, его переживания.
Тахир вздрогнул и остановился — в двух метрах над ним заскрипел мегафон радиосвязи.
— Дор-рогие отдыхающие, перехожу на прием, — раздался громкий пьяный голос Мурата, — выд-даю концерт для до-рогих гостей из Москвы!
Снова скрежет, шуршание, бормотанье — «мать вашу, поставить нечего…», затем заиграла музыка.
Тахира перекосило: играл «Аквариум», эту группу дома, в Москве, непрерывно слушала Марина. Типа: «Марина мне сказала, что меня ей мало. Что она устала, она охренела, сожгла свой мозг и выжгла тело…» Но хоть не этот альбом Мурату попался.
Над почерневшей от холода, воды и сумерек долиной, выше, к белеющим верхам гор, к серым скалам неслись фразы:
Выключи свет,
Оставь записку, что нас нет дома.
На цыпочках, мимо открытых дверей
Туда, где все светло, туда, где все можно
И можно жить надменным, как сталь,
И можно говорить, что все не так, как должно быть,
И можно делать вид, что ты играешь в кино
О людях, живущих под высоким давленьем.
Но с утра шел снег, с утра шел снег.
Ты можешь быть кем-то еще, если ты хочешь.
Если ты можешь…
А ведь ему нравилась песня. А вторая, прозвучавшая следом, вообще попала в точку, в его ожиданье, его надежду, его воспоминанья…
…Но сделай лишь шаг, и вступишь в игру, в которой нет правил.
Нет времени ждать, едва ли есть кто-то,
Кто поможет нам в этом.
Подай мне знак,
Когда ты будешь знать, что выхода нет
Структуры тепла.
Еще один символ, не больше, чем выстрел.
У нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил.