— Если здесь полетишь, можешь не остановиться, — объяснил. — Здесь осыпи свежие, мелкие, просто гадость, а не осыпи.
Тахир сорвался и полетел минут через пять. Сперва вниз головой, прямо мордой в острую гальку зарывшись, потом развернулся на ходу, перевалился на спину. Недоумевал, падая, чего это Сашка его за веревку не тормозит. А потом сам исхитрился встать, глянул наверх и догадался: особой опасности не было, склон чистый, без скал и обрывов, и спускал Тахира, как мешок, кубарем, чтобы время поберечь. Сам Сашка спустился огромными прыжками. Удивительно, но Тахир ни звука не испустил — сам заслужил. Как свинья на поводке. Но если надо — он здесь пройдет и один.
В семь вечера, мокрые и пыхтящие после жуткой переправы, они вышли по плоскогорью с выжженной чабанами травой (чтобы пеплом пастбища удобрить к следующему году) на место ночевки. Сашка снял с Тахира рюкзак, сбросил свой и заспешил готовить лагерь: дрова, место для палаток, сушить подмоченные вещи. Тахир не вмешивался, лежал на спине и смотрел в закатное, терзаемое мутной желто-фиолетовой гуашью небо. Лишь через полчаса нытье поутихло, дыхалка успокоилась, стало хорошо и прохладно. В котелке над пламенем скворчала тушенка с крупой, на палках коптились штормовки. Сашка с молотком осматривал крючья, иногда отбрасывая в костер ненадежные.
Сашка тоже остыл, что-то бормотал, суетился, кашу подсаливал. Тахир следил за ними, забывая поддерживать беседу. И впервые за весь день ощутил какое-то беспокойство. Надо бы о чем-то спросить Сашку, узнать, — думал он. Вот какой он сейчас, почему они совсем друг друга не понимают, а воспоминание об общем прошлом вызывает протест, если не отвращение. Вместе тренировались, стишки писали, по девчонкам страдали, потом к этим девчонкам ночами на пару в окна лезли. Нет, к двум, конечно, не к одной и той же. Хотя вот с Натали зависли на несколько лет, оба, но Тахир первым опомнился и свалил подальше…
Он вглядывался в лицо Сашки: тот накануне восхождения, каким бы будничным ни выглядел завтрашний пятитысячник для него, собрался, стал серьезнее и спокойнее. И наверняка все, не касаемое горы, отошло у него, забыл, потому что оно, это остальное, для него ничего не стоит. Ничего не значит. Так вот. Сейчас у Тахира друзей не было, разве что Марина, но разве женщину определишь в друзья? А кого в прошлом, кроме Сашки, он назвал бы другом? Армейские дружки — тоже совсем другое. Тахир напрягся, задумавшись, решил: армейская дружба основана на взаимовыручке, настоящая — на взаимопонимании. А поймешь того, кого давно знаешь? Вот Сашку он давно знал, но ничего не понимал.