— Вы шутите? — Борис на переднем сиденье, подав знак шоферу трогаться, обернулся к ней. — Зачем же тогда приехали? Если не секрет.
— Секрет, конечно, — Марина вздохнула. — Но вы сегодня для меня святой человек. С мужем мы сильно поссорились. Вы меня обратно на таможню не отведете?
— Не отведу. А я был уверен, что… Ну ладно. Только, думаю, не туда вы приехали искать покоя. Действительно, появился самый натуральный маньяк. Уже несколько женщин убил. Сперва их в горы уводит, потом мы тела собираем… Еще не испугались?
— Я истории про маньяков обожаю, — шутливо ответила она.
— Да, горожанам бы ваше чувство юмора. У нас паника, смута, сорваны городские и республиканские выборы. Марина, куда вас отвезти? К маме Тахира?
— Нет, куда-нибудь в гостиницу, в центр, — попросила она.
Ей разговаривать не хотелось, хотя видела, что у Бориса еще много вопросов. Но ее тянуло смотреть по сторонам: вспоминать и узнавать.
От аэропорта, мимо озер с густой зеленой ряской, с сине-серыми, как дельфины, лодками на пустых пляжах они проехали к трассе Нарынкол — Алма-Ата. Было пасмурно, но тепло, градусов двадцать. Марине, боявшейся при местных гэбешниках снимать куртку, теплую, годную для московского холода поздней осени, было очень жарко.
Через полчаса «волга» уже въехала в одноэтажные предместья Первой Алма-Аты. Вызывающе зеленым светилась мокрая трава, трепыхали желтым и бордовым березы, клены, липы. Где-то в дворике полыхнула белыми лепестками зацветшая слива — в осенние длительные оттепели здесь такие чудеса частенько случались. Город казался опустелым, заброшенным, совсем мало прохожих, даже машин на улицах, хотя утро было в разгаре (когда вспомнила о трехчасовой разнице с Москвой, поняла, что здесь вообще обеденное время). Марине поначалу казалось, что русских она не увидит, все сбежали, но ничего подобного — их было не меньше, чем казахов. Раньше в этом городе русских было гораздо больше в соотношении, но все же…
Они, к сожалению, ехали не через район Малой Станицы, где росла сама Марина, а больше сквозь длинные застройки заводов и фабрик, — ни одна из огромных черных труб не дымилась, она по примеру сына высунулась в окно, и воздух был чист и свеж (а раньше в этих районах из-за смога нечем было дышать).
Но ни шума, ни звука на безлюдных улицах с пышным разноцветьем колючек, полыни и конопли под бетонными заборами.
— Неужели все заводы встали? — поразилась Марина вслух.
Борис кивнул, ничего не сказав. Тут же появилась прямо на сером заводском корпусе высоко надпись огромными прыгающими буквами: «Черный альпинист». Марина опять повернулась к Борису.