Он ей вообще-то нравился: добрый, маленький, молчун, лысый и с круглым упругим животиком. Тахир ростом в мать пошел (сильно и ее обогнав), но лысеть тоже рано начал, и животик у него упорно растет, как ни старается временами постройнеть.
— Ты вернулась, дочка, — сказал радостно отец, — очень хорошо. Я вас долго ждал.
— Здравствуйте, ата, — ответила она на местный манер, стараясь сделать приятное.
— Ну, здравствуй, — он наклонился к ней, взял в прохладные ладони кисть ее руки, погладил по отдельности каждый пальчик. — А Тимурка с тобой?
— Он там, спит, — она показала на дверь во вторую комнату.
— Хорошо, я потом посмотрю. Не разбужу, не бойся, — отец встал с ее постели.
Царил сумрак, и лишь его белая одежда, что-то вроде халата, была различима, да чуть поблескивала лысая голова.
— Тахирку хотел увидеть, — жалобно сказал отец, — вот, пришел, а его нет. Ведь его нет?
Она кивнула.
— Нет. Скажи, когда увидишь, плохая дорога у Тахира. Шайтан у него на дороге. Меня подкараулил, теперь сына ждет. Плохо вы в России жили, я знаю, а здесь еще хуже будет. Прощай.
Неясной тенью он прошел в комнату к Тимуру, затем так же неслышно вернулся, махнул на прощание рукой и вышел прочь. За ним закрылась дверь.
— Блин, на замки же закрывались! — всполошилась было Марина, но встать не смогла, опять мгновенно уснула.
С утра сразу же повезла Тимура в микрорайон «Орбита» к родителям Тахира. Добралась на милицейской попутке, больше машин на Аль-Фараби не было. Приехала — и узнала про смерть отца. Похоронили три дня назад. Родственники уже разъехались из дома, были мать и младший брат с семьей. Приняли ее хорошо, она рассказала маме Тахира о ночном сне. Та не удивилась даже, заплаканное отекшее лицо осталось равнодушным. Покачивалась на стуле, причитая:
— Как же это, Тахирка не приехал. Отец его так ждал, беспокоился, тревожился. Мы звонили, звонили в Москву, Рашидка часами туда мог названивать. И никто не помог. Вас так и не нашли… Очень плохо.
А Тимурку она, неожиданно для Марины, вдруг обхватила, заласкала, побежала кормить (сынуля, поганец, пожаловался, что голоден). Жена Рашидки, юная тоненькая казашка с огромными глазищами, была внимательна и предупредительна к Марине (Марина смутно помнила, что она здесь старшая невестка и должна командовать младшей, — та все выполнит). С гордостью показывала своих двоих маленьких, кормила их грудью (великоватой для ее фигуры, но тем не менее великолепной — констатировала Марина). А Рашид предложил ей выйти на балкон. Сам закурил, когда Марина попыталась достать свои сигареты из сумочки, чуть ли не молитвенно сложил ладоши: