В эту ночь я позвонила Рикардо, оставила ему сообщение, за которым последовало еще море сообщений в последующие дни. Мне становилось все тоскливее оттого, что город опустел из-за отпусков. Однажды мы поговорили, но он был холоден. Наверное, его сильно ранило то, что я променяла его на кубинца.
Так началось очень тяжелое лето. Я не знала, что меня больше мучило: одиночество или угрызение совести.
— Я перебирал документы и нашел несколько твоих фотографий… — Это были первые слова Рикардо, когда он наконец сам позвонил мне в начале сентября.
— Рикардо! — Я уже не чаяла его услышать, и мой голос невольно прозвучал ласково, а лицо засияло от радости.
— Как дела, Исабель? — спросил он, как врач пациента, выздоравливающего после тяжелой болезни.
— Хорошо. А у тебя?
— Да вот в конце недели наконец-то разобрался в старом секретере. Нашел фотографии из Парижа и подумал: «Надо ей позвонить».
Я помнила эти фотографии, сделанные в дождливом и холодном Париже. На них я смеялась, здоровая, розовощекая и вполне довольная жизнью. Это были отличные выходные: с культурными мероприятиями и романтическим сексом. Мы обнимались перед рестораном и попросили какую-то девушку нас сфотографировать.
— Помнишь ресторан? — загадочно спросила я его, как будто это слово могло напомнить о той давней, более двух лет назад, поездке.
— Да, ресторан! — ответил Рикардо. — А помнишь огромного мерлана, которого ты тогда прикончила?
Разговоры о Париже вернули меня ко времени до нашего расставания. Я никогда не забуду, как Рикардо уцепился за письмо Бодлера, которое и спровоцировало эту поездку. В то время он находился на этапе, который с сарказмом называл «период цветов», цветов зла, конечно. При помощи контактов в издательстве «Автограф» он узнал, что на аукцион выставлен оригинал письма поэта к писателю Густаву Клаудину.
— Эта переписка приводит меня в восторг, — поделился он тогда со мной. — Мы могли бы поехать в Париж и поучаствовать в аукционе.
— Звучит привлекательно, — согласилась я.
Я готова была ехать с Рикардо хоть в Париж, хоть на мыс Финистерре, и причина путешествия меня не волновала. Мы отправились в Париж в четверг первым рейсом. Оставили багаж в отеле «Святой Доминик», в маленьком монастыре на улице с тем же названием, на полпути между Эйфелевой башней и Домом инвалидов. Рикардо настоял, чтобы мы вовремя пришли на аукцион. Я последовала за ним с некоторым недоверием. Ожидала, что в любой момент он встанет и уйдет, пав жертвой своей неуверенности, и оставит антикварное намерение, но этого не случилось. Он с энтузиазмом набавлял цену, пока я нервно ерзала в соседнем кресле. Было еще два покупателя, но Рикардо не сдался и в итоге приобрел это письмо, желтый листочек, на котором робким почерком было написано около двадцати строк, с конвертом, на котором до сих пор сияла оригинальная печать.