Сиверсия (Троицкая) - страница 10

– Ничего с ним не случится, если только стошнит. Он явно перебрал. Кость не задета. Бедренная артерия цела.

– Откуда вы знаете, вы же не врач?

– Живу давно, – усмехнулся он и пошел в цех – поточная линия была перегружена.

В конце смены к нему подошла Боцман. Хлопнув по-свойски по плечу, улыбаясь каким-то своим потаенным мыслям, произнесла:

– Ну, ты спец, Хабаров! Я сейчас в больницу звонила. Хирург сказал, что лучше даже он не сделал бы. Ты, вообще, откуда к нам? Кем был-то?

Хабаров хмуро глянул на нее.

– Человеком был. А может, мне это только казалось…


В нарушение всех своих правил осень подарила миру один погожий день, невероятный в сером, промозглом сезоне дождей. Такой день хочется созерцать, впитывать в себя каждую капельку солнечного света, стараясь забрать с собою в зиму побольше этой застывшей, хрупкой осенней красоты, тепла, надежды.

После работы возвращаться в свой холодный пустой дом не хотелось. Срезав по диагонали лужайку, Хабаров шел вдоль пустынного берега, не спеша, с удовольствием вдыхая хрустальный, уже прохладный воздух. Он любил это время суток, когда дневная суета отступает, начинать новые дела уже поздно, но есть еще время подумать, подвести итог дня или просто сесть на берегу и любоваться отблесками заката, увидеть, в который уже раз, как последние лучи солнца ложатся в сопки, чтобы завтра с новыми силами подарить земле свет и тепло.

Взобравшись на скалистый, нависший над водой утес, Хабаров остановился. У его ног лениво шептался Амурский залив, плавно переходящий в Японское море. Спрятав руки в карманы ветровки, слегка откинув голову назад, Хабаров смотрел на остывающий закат. Краски струились волшебной симфонией. От этого могучего великолепия робко, несмело, непривычно, едва-едва в душе зарождалась музыка. Она нежная, чистая, будто из того времени, когда мечты наши были завернуты в разноцветные фантики, она ласкает душу шелковой варежкой, и пьяно кружится голова: «Теперь все будет хорошо. Все просто обязано быть хорошо. Я верю…»

Белой птицей встрепенулась память.

– …Держись, Саня! Теперь все будет хорошо. Все просто обязано быть хорошо! Я верю!

Пересохшее горло. Скрежет песка на зубах. Свист ветра или спасительный шум лопастей – не понять. Как капельки дождя по стеклу, шелестит песок по броне. Едкий, невыносимый запах гари. Жара. Пекло. Что-то теплое, солоноватое течет от виска по лицу, попадая в приоткрытые корявые губы. Мутный покачивающийся взгляд. Вокруг все плавает и словно не в фокусе. Выжженная пустыня, дым…

– Хреновый рай я себе заработал. Ни цветущих яблонь, ни белых ангелочков с крылышками… Твою мать!