Уже на пороге отец остановил ее.
– Ты говорила, у Александра есть дочь. Надо бы адрес поискать…
…Он обещал отвезти Мари Анже в аэропорт. Он едва не опоздал.
Когда Хабаров подъехал к гостинице, француженка стояла на тротуаре с кучей дорожных сумок и нервно поглядывала на часы.
– Саша! – радостно воскликнула она, сделав, как обычно, ударение на последнем слоге. – Я определенно полагала, что ты не приедешь. Мое настроение уже стало плохим.
– Я здесь!
– Саша, нам нужно ехать. Но прежде дай мне на память о себе что-нибудь. Мне это нужно. Мне важно…
Он поцеловал ее, долго, страстно.
– Нет! – высвободилась Мари. – Дай мне вещь, чтобы я держала ее в руках и помнила тебя.
– Нет у меня с собой ничего. Сейчас заедем в сувенирную лавку, купим тебе матрешку.
– Не хочу матрешку. Дай мне брелок от ключей, зажигалку, любую мелочь. Твою!
– Что за чушь?
– Обещай мне, что приедешь ко мне. Я устрою тебя в лучшем виде. Ты ни в чем не будешь знать отказа. Я найду тебе превосходную работу, дом. Обещай!
Хабаров отстранился.
– Мы уже говорили на эту тему. Твои московские каникулы закончились.
Она обняла, поцеловала в уголок губ, потом вдруг рванула пуговицу на его рубашке и, победно улыбаясь, зажала трофей в кулачок.
– Я пришью ее в спальне к ковру! Буду засыпать и вспоминать тебя!
– Ковер с лебедями?
Мари удивленно вскинула брови.
– Нет. Я привезла его из Конго.
– Тогда пришей.
– Почему ты про лебедей спросил?
– Так… Многие их уважают, а я не люблю. Верности не существует…
Хабаров грустно усмехнулся, припомнив этот внезапно всплывший в памяти, казалось, совсем забытый эпизод.
«Про верность сужу по себе… Всю жизнь осуждал своих женщин, считал себя жертвой, несправедливо обиженным. Козырял: я предательство не прощаю! Слабый никогда не прощает. Прав Митрич! Если я осуждаю и презираю, любовь умирает. Если любовь умирает, что остается? Нервы. Страдания. Пустота. Одиночество. Мне всегда было так одиноко… Душа болит. Душу-то не обманешь…»
Он вздохнул, прислушался. Метель завывала с прежней силой. Сколько она будет продолжаться, одному Богу известно. Погода вторила его настроению.
«Жаль, в душу нельзя запустить этот буран, чтобы вымел, вычистил всё до зеркального блеска…»
– …Футбол, значит, смотрим. Прелестно! – жена рванула шнур из розетки и вызывающе встала перед телевизором.
– Уйди, мешаешь мне! – пьяно растягивая слова, выговорил Хабаров.
– Мне надоели твои загулы! Я устала! Ты слышишь? Я не могу больше!
Она швырнула детские сапожки на стол перед ним, повалив почти полную бутылку вина. Бутылка покатилась по столу, оставляя за собой темно-вишневый след. Он попытался ухватить ее, но неуклюже зацепил рукавом стоявший на подлокотнике кресла бокал. Ловить и то и другое – как за двумя зайцами. Звон бьющегося стекла был омерзителен.