– Где?
Хабаров сел в правое кресло, надел наушники. Теперь сквозь лязг и рокот старенького геликоптера по внутренней связи можно было разговаривать спокойно.
– У геологов, говорю, застрял. Погоды нет. Метет! Мне надо было им продукты сбросить. Пришлось садиться. Сутки почти куковал! Вишь, с пальмой летим! – Данилов кивнул назад, где в объемистой кадке зеленела, раскинув листья-лапы, роскошная пальма. – Им какой-то придурок из московского начальства в подарок привез. Вот, теперь в детский садик везу. Ты как?
Хабаров кивнул, отогнул большой палец.
Миша Данилов одобрительно кивнул в ответ. Данилову было около сорока. Был он жилист, сухощав, из той породы людей, про которых говорят: «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Его взгляд всегда был внимательным, цепким. Серые глубоко посаженные глаза смотрели с лукавым прищуром, точно Данилов знал о собеседнике или о предмете разговора много больше, чем позволял себе высказать, точно понимал человека лучше, чем тот себя. Было в нем что-то щедро-снисходительное, мол, ладно, пользуйтесь моей добротой, я-то себе цену знаю. Его высокие выступающие скулы каркасом натягивали кожу лица, когда Данилов улыбался. Две глубокие вертикальные носогубные складки выступали неестественно рельефно и придавали даже улыбающемуся лицу несколько свирепое выражение. Ядовито-белый цвет очень коротких волос абсолютно не шел ему. Более того, был даже неприятен. Кстати, цвет волос сразу бросился в глаза Хабарову, и он так и не смог понять, свой это цвет или волосы окрашены. Жесты Данилова, в противовес его внешности, напротив, были мягкими, даже женственными. И то, как Данилов держал ручку управления, и то, как тянулся к тумблерам приборной доски, его жестикуляция при разговоре – все это было неприятно Хабарову из-за навязчивых ассоциаций с «нежной» частью мужского населения. Подытожив, будет верным сказать, что пилот вертолета Ми-2 Михаил Данилов вызывал у Хабарова странное двойственное впечатление: с одной стороны матерого, ученого жизнью и крученого, с другой – человека мягкого, с «голубыми» сердцем и наклонностями.
– Маслом пахнет. Чуешь? – спросил Хабаров. – Что с «кабаном»[54] у тебя?
– Дотянет, не боись. Машина – зверь! – Данилов с улыбкой посмотрел на Хабарова и поднял вверх указательный палец. – Я так думаю!
Вертолет шел на высоте двухсот пятидесяти метров. Под крылом, насколько хватало глаз, волнистым бело-зеленым ковром расстилалась тайга. Время от времени тайга прерывалась небольшими светлыми плешинами старых делянок, еще безлесных, откуда в девяностых предприимчивые китайцы нелегально вывозили заготовленный кедровник. Солнце садилось в тучу, прилипшую к горизонту, и было тусклым, точно кто-то прикрыл его огромным матовым стеклом. Это предвещало пургу.