С годами увеличивался перечень запрещенных тем. К их числу относились события после ее ареста, а также мытарства с детьми во время Второй мировой войны. Вскоре запретным для упоминаний стал весь период с 1936 года, когда она приехала в Москву, до 1974 года – года бегства на Запад. Она всячески старалась создать впечатление, что никогда не жила в Советском Союзе и что муж ее не бросал. Однако в интервью газете New York Times допустила промах, упомянув о «восьми годах в тюрьме и на Севере», но при этом все равно настаивала, что ее жизнь не была «трагической»[5]. Однако травма не могла пройти бесследно. Ночью Лину преследовали кошмарные сны, днем – беспричинные страхи.
В 1920-1930-х годах Лина жила в Париже, воспитывалась же в Нью-Йорке, где от русских эмигрантов узнала о мировой политике. Но чаще переносилась мыслями в более отдаленное прошлое, вспоминая конец XIX века и родственников во Франции, Польше, России и Испании. Но это было так давно, что она не могла вспомнить, кто есть кто и где именно происходило то или иное событие. Ее воспоминания, вернее, воспоминания о воспоминаниях, были путаными и отрывочными. Дядя-инженер занимался прокладкой подводных кабелей, пока не заразился малярией на болотах. Заботливый дед был высокопоставленным советником в русском правительстве (в то время Польша входила в состав России). Дед Владислав, отец матери Лины, безумно любил внучку; он брал Лину в рестораны, где официанты скользили по полу легко и бесшумно, словно призраки; дарил ей букеты цветов и смотрел, как она танцует, когда ей было четыре года. Всесторонне образованная, одухотворенная бабушка Каролина, в честь которой назвали Лину, помогла маленькой внучке преодолеть страх перед темнотой. «Мне страшно, давай включим свет», – просила Лина во время грозы. «Но ты в своей комнате, где тебе все хорошо знакомо, – успокаивала бабушка. – Ничего не изменилось. Успокойся… Слушай тишину в темноте и грозу, это чудесно»[6].
Лина наслаждалась проблесками воспоминаний, воскрешая в памяти одного за другим членов семьи своей матери и не обращая внимания на откровенно скучающих журналистов. Она описывала годы детства, проведенные на Кавказе, на юге России, где непрочные деревянные дома теснились на горных плато, с которых низвергались водопады. Там жила ее тетя Александра со своим мужем-валлийцем, который, вероятно, и был тем самым прокладчиком кабелей. Место было дикое, и по ночам Лина сжималась от страха, слыша завывания шакалов и лай свирепых волкодавов, охранявших дома. Позже, слушая точно такой же лай за стенами бараков, она переносилась мыслями в детство, вновь уговаривая себя не бояться темноты.