— Вы… шлюха?
— Заметно? — произнесла она. — Ну да, приличная заголяться бы не стала, да и сидела бы в машине. А вы приличной тоже не стали бы рычать в ответ. Подняли бы вместе с машиной и гордились, что такой сильный.
— Может быть.
— Ладно… Я, дура, пру внаглую. А надо как? Здравствуйте, извините, не будете ли добры меня подвезти… знаете, как по правилам.
— Знаю, но не хочу знать, — он снял скат.
Девушка рядом курила тонкие сигареты. Он мог коснуться её ног. Он впервые оказывался у ног женщины и чувствовал, как рождается тяга к ней, хотя в душе и был разлад.
— Вы из этих? — Девушка повела рукой. — Наворовали, теперь им подавай этикет. Один держит уборщиц-консерваторок. Другой — гувернантку, чтоб дети воспитывались, а сам — хам… Ты охранник? Едешь на смену?
— Сядьте… пожалуйста, — бросил Девяткин. Закончив, он сел за руль, вытер руки платком.
— Не обслуга, — сказала девушка. — У тебя хоть не «мерс», но «Форд» блеск, я разбираюсь. Если он, конечно, твой.
Они вползли в пробку.
— Я не обслуга.
— Живёшь здесь? За сто километров?
— За двадцать, — сказал он.
— Значит, крутой? Женат?
— Есть дочь, — сказал он.
— Кто?
— Что?
— Ты.
— Из банка.
Она курила, стряхивая пепел в пепельницу и глядя вбок. Он видел: она вся красива, не только ноги. Но оттого, что ноги её были как у той девушки в косой юбке, он не выдержал, положил на них руку. Она не двинулась. Профессиональный навык? Но присутствовало здесь и какое-то человеческое родство, будто все женщины для него были одной Евой, назначенной в жёны, в спутницы. С его стороны это была не похоть, а жест прикосновения к чему-то тёплому и живому. Чтобы именно в этот мрачный день понять, что он не одинок на свете. Может, все проститутки, думал он, — это женщины, которые чувствуют такую потребность мужчин. Но и самим им нужно ощущать рядом живое, тёплое, подтверждать резким, чувственным образом, что ты — есть. Он убрал руку, чтоб сдвинуть щётки на лобовом стекле.
— Что ж ты, — мягко спросила она, — по правилам не хочешь?
— А ты? — подхватил он.
— Я-то? Сама не знаю… Нетерпеливая, может. Хочется жизни, каждый день нового, а для этого нужны деньги. Я зарабатываю — и в бутик могу, и в театр, и вещь купить, и в рулетку, и квартиру снять. Я — дорогая. Зачем муж? Детей рожать? в четырёх стенках киснуть? Рожают звери, а я — человек, что-то во мне есть и кроме матки. Может, потом когда… Пока — нет, увольте. Но, может, и что иное… Бываю в церкви, там как начнут, я верю, что это — та жизнь, моя.
— Ты ищешь жизни, а видишь члены.
— Всегда остаётся большее.
— Большее… — повторил он.