Усмехнулся князь, но не тому, что было, а тому, что будет. И в угол посмотрел, за печь. Темно там, ничего не видно. Да и нельзя Ее узреть, а можно лишь учуять.
Князь поежился. Нет там Ее, не срок еще. И подошел К божнице. Лшс, едва видимый, лампадкой освещен.
Ш–шух! — за спиной. Ш–шух. Ш–шух. И половица скрипнула.
Нет, не Она, Бережко балует. И пусть. Ему здесь жить, он здесь хозяин. А мы — все пришлые.
Ш–шух… Ш–шух… Затихло. Князь вытер пот со лба, перекрестился… Из–за двери послышалось:
— Князь!.. Князь!
Игнат зовет. Шум в гриднице, пришли.
— Иду! Иду!
Шапку надел, корзно, поправил меч — и вышел к ним. Горяй, а с ним Дервян и Ведияр, десятники его. Приветствуют. И он им отвечает. Стол уже накрыт, князь пригласил, сели. Игнат налил вина. Князь поднял рог, сказал:
— За вас, мужи мои!
— Нет, за тебя! — сказал Горяй.
— Ну, за меня, — согласился Всеслав.
И выпили. Ели. Молчали. Еще раз выпили, теперь уже за них. Снова молча ели. Игнат прислуживал. Князь ждал, Горяй не начинал. Мясо было пережарено, вино — подкисшее, но им–то что, едят и будут есть до ночи и всю ночь, и будут пить и не хмелеть, и слова не промолвят, ибо не в деда ты, Горяй, дед твой, боярин Кологрив, тот был… И усмехнулся князь, недобро усмехнулся, спросил:
— А Туча где?
Горяй поднял глаза, пожал плечами.
Пять лет тому назад сдерзил Горяй — и долго после одним глазом смотрел, сопел, да кроток был! Так то пять лет тому!..
Игнат еще налил. И выпили — без здравицы. Дурной то знак. И, закусив, Всеслав опять спросил:
— Как там, внизу?
— Сидят, — сказал Игнат.
Всеслав прислушался. И на Горяя посмотрел, тот — на десятников, на князя, не выдержал, покрылся пятнами и нехотя сказал:
— Сходите, соколы, проведайте, как там, внизу.
Ушли они. Князь, помолчав, сказал:
— Вот то–то же. И впредь, Горяй, без спросу чернь не води.
— А самому? Ходить к тебе?
— Ходить, — Всеслав кивнул, — ходить. Да только в срок, Горяй.
— А я, — Горяй побагровел, — не в срок?! И Тучи еще нет, и Хворостеня нет…
— И Тучи нет, — опять кивнул Всеслав. — Но Туча кто? Вот! — Он брякнул кулаком об стол. — А Хворостень? Ну, тот, сам знаешь кто… Но ты, Горяй! Ты пришел. Огонь тушить, когда уже и крыша занялась?! А где ты утром был? А где вчера? Ты думаешь, что я не знаю ничего, не понимаю и не вижу? Или… — И усмехнулся князь, тихо сказал: — Или меня уже и нет? Ну, говори!
Молчал Горяй и только зыркал зло. А князь опять спросил:
— Так? Нет?
— Так! — сказал Горяй. — Так! — Трясло его, побелел, а говорил: — Да, так! Навь ты. Давно уже. Это когда человек помирает, тогда ему и смерть. А князю смерть, когда он без меча, без дел великих, без… — И замолчал Горяй — словно поперхнулся.