В Ялте в сумрачный день покажется, что, может быть, море осталось прежним — за садом льется его тусклое, исчирканное полотно; в осенней аллее в Михайловском ночь и вороха листьев укрывают раны; к вечеру омыло ветром небо над Вырой, и отрок Набоков, за рога вкатывая велосипед в горку за Оредежем, оглядывается на тот же, что и сейчас, профиль: римского склада нос (конек и скат крыши), губа — пилястра, ус — сосновая ветка…
— Что, книголюб, — хмыкнул Борис, — «жрец»? Выходит, он! Вот этот, Илья Михайлович. Вот книжка стоит. «Сказки древних египтян».
Капитан Роальд еще раз взглянул на репродукцию с парящим Осирисом. Что-то его беспокоило. Что-то в ней было не то, мешало привычному восприятию.
Осирис вроде такой же. Вроде все на месте. Ага!
Гробница Осириса в верхней части была украшена иероглифами. Кажется, их давно расшифровали, и, кажется, ничего необычного, какого-то особого смысла не обнаружили.
Но необычное было здесь. Некто исказил часть иероглифов.
Роальд отошел в сторону и опять приблизился. Так — свет под углом…
Да. Так видно стало, что это следы карандаша. Блестящие следы, складывающиеся в цифры. Пожалуй, верно еще, что заметить такое мог только тот, кто очень хорошо знал именно эту репродукцию.
Можно было разобрать, что первая цифра — единица, вторая — тройка…
— Чего ты там? Следы неведомых зверей?
За окном хлопнула автомобильная дверца.
— Приплыли наконец, — сказал Магницкий. Понятые стали с шорохами рассыпаться, освобождая дорогу. Послышался топот многих ног в прихожей.
Роальд же все стоял у репродукции. Сомнений не было.
Сто тридцать один, девяносто, шестьдесят.
Сомнений не было, что это номер телефона. Сомнений не было, что этот номер ему прекрасно знаком.
— Ты чего тут застыл? — снова спросил Борис. — Выйди на кухню, сейчас выносить будут.
Роальд взглянул на мертвого. Подхватил со стола телефонный аппарат. Вышел в прихожую, волоча за собой длинный шнур.
Вошли с носилками. Повеяло тленом и морозом.
Роальд в сумрачной прихожей поспешно набирал номер: сто тридцать один, девяносто, шестьдесят. Никто, ни мертвец, ни Борис… никто не мог знать этих цифр, в таком вот их сочетании. Не должны знать!
Один гудок, второй, третий, четвертый. Все это было нелепо, невероятно. В той квартире и сейчас, и до самого вечера никого не должно быть! Никого!
Но трубку сняли…
— Вы? Роальд Васильевич?
Все тот же «сдавленный» страшный голос!
— Я, — сказал Роальд, с трудом проглотив ком в горле.
— Вы слышите меня?
— Слышу.
— Прекрасно! Я ждал вашего звонка. Да-да, вы правильно поняли. Это говорит Илья Михайлович Маркин. И я же лежу на тахте перед вами. Но мы с вами понимаем, что тот Илья Михайлович и я, его Ка, могут существовать раздельно. Я вас прошу вот теперь уж никому не рассказывать о нашем разговоре. Это смертельно опасно для вас. Вы поняли?