— На такие вещи не реагирую, — сказал Соловьев.
— Во сколько ты ее убил? — появился «Сталин». — Время?!
— Ее — Любу ты имеешь в виду? Ее убили примерно минут тридцать, тридцать пять назад… Нет, уже минут сорок.
— Если я попрошу всех выйти, — спросил «Сталин», — чтобы мне поговорить с этой сучкой наедине?
Соловьев пошел было к двери.
— Я не выйду, — сказал Магницкий.
Он, не моргнув, выдержал взгляд «Сталина». Тот сплюнул и вышел в прихожую. Соловьев вернулся на свое место у кресла.
— Зря ты с ним связываешься, — сказал он Магницкому, — не тот случай. Этот парень мастер своего дела, я таких видал. Сейчас бы он тряханул малого, да все бы и вытряс. Нам меньше хлопот.
Соловьев быстро огляделся и, словно не было тут вообще никакого капитана, перегнулся через кресло и капитана к Магницкому. Вислые щеки его вздрагивали.
— А ты что? Совсем чудной? Ему-то, — Соловьев показал толстым пальцем на Роальда, — один хрен — «вышка», а ты за него бочку катишь! Чего ты, не пойму? Отпечатки не его, что ли? Папку не он поджег? Из архива не он тырил бумаги? Каварскую не он?
— Каварскую-то я зачем убил? — уныло спросил Роальд, поднимая к ним бледный свой «арийский» лик.
— Ты же дома у себя был, — грустно доложил ему Магницкий, — и мы там только что были. Каварская же это… чтобы тебя заложить, успела еще днем твоей Людмиле анонимку прислать.
— А-а, — кивнул капитан, — тогда конечно.
— Так что он, Маг, всю банду свою успел ликвиднуть, — все докладывал Соловьев Магницкому. — Сейчас Капуста нас всех трясти за него начнет… а…
Капитан опустил голову и слушал, и с минуту казалось, что его и в самом деле среди бывших своих нет, и вообще уже нигде нет.
— Где эта анонимка-то?! — сердился в прихожей Макагонов. — Уничтожил?
— Съел! — издали ответили (наверное, «Сталин»).
— А кто же настаивал на идентификации отпечатков? — спросил капитан у Магницкого.
— Маг! Не отвечай! Предупреждали!
— Да… не знаю толком, Роальд.
— Борис, — хихикнул Соловьев, — лучший друг!
— А нельзя его сюда позвать? На минуту. Где он там?
— Нечего! — сказал Соловьев. — Ты лучше скажи, как ты ухитрился кусок горелого дела себе домой притырить!
— Борис! — позвал Магницкий, обернувшись к двери в прихожую.
— Борька занят, — сумрачным, низким басом отозвался Макагонов, — перебьетесь!
Низкий, мрачный голос был у Макагонова, — чем-то он занимался в прихожей совсем непотребным.
Надо понимать, что медики еще не прибыли и тело Любки еще здесь. Можно было представить себе ее мертвую наготу и то, как сейчас через нее перешагивают. А на ручке ножа — жирные, даже, может быть, кровавые отпечатки пальцев капитана.