Школьницы были разделены на три класса. В первом учились от пятнадцати до двадцати девушек; во втором число учениц в среднем составляло шестьдесят – все местные, исключая сестер Бронте и еще одну девушку; в третьем было от двадцати до тридцати учениц. Первый и второй классы занимали длинный зал, разделенный деревянной перегородкой. В каждом отделении было четыре длинных ряда парт, а перед ними возвышалась «эстрада» – место для учителя. В последнем ряду, в самом тихом уголке, сидели бок о бок Шарлотта и Эмили, обычно так глубоко погруженные в учение, что не замечали ни шума, ни движения вокруг.
Учеба продолжалась с девяти до двенадцати (время завтрака), затем пансионерки и полупансионерки (примерно тридцать учениц) шли в столовую (комнату с двумя длинными столами, на каждом из которых стояла масляная лампа), где угощались фруктами с хлебом. А «экстерны», или приходящие ученицы, приносившие еду с собой, отправлялись обедать в сад. С часу до двух все занимались вышиванием, при этом одна из учениц читала вслух что-нибудь легкое. С двух до четырех снова проводились занятия. В четыре «экстерны» покидали здание, оставшиеся обедали в столовой вместе с мсье и мадам Эже. С пяти до шести было время отдыха, с шести до семи – подготовка домашних заданий, а за всем этим следовало lecture pieuse>169 – кошмар Шарлотты. В редких случаях мсье Эже сам приходил на эти чтения и предлагал книгу более интересного содержания. В восемь подавали легкий ужин – воду и «пистолеты» (очень вкусные брюссельские булочки), затем следовала молитва и отход ко сну.
Главная спальня помещалась непосредственно над длинной классной комнатой. В ней стояли в два ряда шесть или восемь узких кроватей, каждая из них была отгорожена белой драпировкой. Под кроватью находился ящик, служивший для хранения одежды, а между кроватями – тумбочка, на которой стояли кувшин с водой, таз и зеркало. Кровати Шарлотты и Эмили располагались в самом конце спальни и были так отгорожены от всех, что составляли фактически отдельную комнатку.
Свободные часы они обычно проводили в саду, прогуливаясь вдвоем, – как правило, в полном молчании. Эмили, хотя и была выше ростом, опиралась на руку сестры. Шарлотта всегда отвечала на любой вопрос или реплику, адресованную им обеим; Эмили вообще редко с кем-либо разговаривала. Спокойные, деликатные манеры Шарлотты не менялись. Никто не видел, чтобы она вышла из себя. Став учительницей английского, она даже в тех случаях, когда непослушание и невнимательность девочек должны были вызвать раздражение, лишь слегка краснела и делалась чуть оживленнее, временами в ее глазах вспыхивал огонек – и это были все внешние проявления, по которым можно было судить о ее досаде. Только способность всегда держаться с достоинством в конечном итоге действовала на учениц смягчающим образом и оказывалась куда эффективнее многоречивых тирад других учительниц. Вот что пишет одна моя корреспондентка: