- Чья усадьба и дома ли боярин?
Из толпы вышел средних лет мужчина, в новой нагольной шубе, ответил:
- Тиун я болярина Безносова. И усадьба это его. А сам болярин наш только вчерась из Ноугорода приехал…
Вскоре Наримант сидел в жарко натопленных хоромах, на столе ендова с хмельным мёдом, закуски. Тусклый огонёк свечи выхватывал из темноты ветвистые оленьи рога, под ними на стене висели меч, щит, кольчужная рубаха, шелом.
Хозяин, боярин Безносов, стоял у двери и жаловался гостю, что-де московский князь самоуправничает. Нариманта от обильной еды и питья разморило. Как сквозь сон, слышится ему голос хозяина:
- Люди его хорошо б чернь, а то боляр притесняют… Слыхано ли дело, с боляр деньги берут. А кто голос противу него подаст, тех казни лютой предаёт. Боляр родовитых Захарьина и Ларионова за то, что к Литве тянулись, сами в лесу заморозили, да всё на князя Александра спихнули… А те, княже, - Безносов подошёл ближе, зашептал, - первоначально надо в Ноугород будто гостем заявиться. Гостем тя в город пустят, привечать будут. Русь гостям завсегда рада… Мы же тем часом, боляре, Москвой недовольные, добрых молодцев настроим и на вече своё сотворим, московского посадника изгоним да тя князем ноугородским выкрикнем. И быть те, княже, нашим заступником…
* * *
Шумит и волнуется Великий Новгород. На торгу народ бил смертным боем ключника боярина Безносова за то, что кричал: «Пора Ноугороду от Москвы к Гедимину подаваться!» О том же кричали по кружалам пьяницы-ярыжники.
Заговорил народ, глядя на таких горланов.
- Знать, болярами куплены, пьянчуги!
- Ох, не к добру пустили в город литовского княжича!
Разнеслась та весть по всем пяти концам, взволновала люд.
К посадскому держать совет явились тысяцкий с архиепископом, кончанские старосты да иные знатные бояре, кто руку Москвы держал.
Судили-рядили и порешили, не мешкая, собрать вече.
Ударили в колокол. Повалил народ, запрудил Ярославово дворище. Мастеровые все к своему концу льнут.
Вавила стоял, окружённый кузнецами. Ноги в лаптях пробирает мороз, и он время от времени топчется на месте. Мороз лезет и под рваную шубу. Вавила ёжится и через головы разглядывает площадь.
Вон купцы со своими сотскими держатся особняком, знай, мол, наших. Бояре надвое разделились. Кто к Литве тянет, те вокруг Безносова и Якушкина толпятся, те, кто к Москве, в стороне сгрудились. Вблизи бояр крикуны вьются. Вавила знает, от них на три сажени вином прёт. Таких в Новгороде немало.
Вот через толпу пробрался посадник с тысяцким. За ними на помост поднялись кончанские старосты. И не успел посадник отвесить поклон Параскеве Пятнице, как крикуны завопили: