Пока дворский и боярин распоряжались, где оставить возы с поклажей, Иван Данилович прошёлся по каморе, выглянул в полутёмный коридор. От двери отпрянул Ахмыл. Князь подумал: «Доглядчик, ханское око». А вслух спросил:
- Поздорову ли великий хан и хатуни?
Сотник промолвил что-то неопределённое в ответ, намерился уйти.
- Пошто торопишься, от московского князя негоже без подарка уходить.
Калита снял с пальца золотой перстень с драгоценным бирюзовым камнем, протянул ему:
- Бери, чтоб помнил русского князя.
Губы Ахмыла растянулись в жадной улыбке. Он схватил перстень, надел на грязный палец, залюбовался голубым камнем.
- Якши! Якши, князь! Ахмыл здесь, Ахмыл не здесь. - Сотник закрыл глаза. - Кто ходил к князю? Никто! Что слышал? Ничего!
И он, пятясь, вышел. Пришёл дворский. Принёс чистую одежду. Князь помылся, переоделся. Расчёсывая волосы, промолвил:
- Дома бы в баньке попариться. У нас в сентябре листопад, а тут песок несёт.
- Дозволь, князь, к тебе тут протоиерей православной церкви Давыд просится, - нарушил речь Калиты дворский.
- Зови его. Да чтоб Ахмыл не видел.
Дворский удалился, а через минуту в комнату вошёл невысокого роста, коренастый, ещё не старый, но уже седой поп.
- Отче Давыд, прости, что заставил ждать. Не ведал, что ты уже пришёл.
- Здравствуй, отец наш, князь Иван. С благополучным тя прибытием.
- Садись, отче, да поведай, с чем пришёл.
Протоиерей обошёл камору, приподнял край навесного ковра, убедился, что никто не подслушивает.
- Недоброе ныне время в Орде, князь Иван. Зол царь Узбек на Тверь и на Русь Орду готовит.
- Откуда тебе ведомо, отче?
- Человек у царя в садовниках служит. Он самолично слышал.
- Верный ли тот человек?
- Русский он и о Руси болеет!
Иван Данилович задумался, а поп Давыд смотрел на него и думал: «Стареет князь. Вон и седина в бороде пробилась. Сколько же лет прошло, как в последний раз виделись с ним на Москве? Поди, лет десять. Морщины прорезались. А глаза прежние».
- Спасибо тебе, отче. А теперь давай удумаем вместе, как ту беду от Москвы отвести.
- Трудно, князь, ох как трудно! Коли стая волков готова терзать свою жертву, как её остановишь?
Калита хитро прищурился:
- А если, отче, покормить вожака, так, может, стаю он задержит?
- Неисповедимы пути твои, Господи, - вздохнул поп. - И пошто кара такая на тя, Русь многострадальная?
- Вздохами, отче, беду не отведёшь. Тут надобно удумать, через кого путь к сердцу царя сыскать. Ты, отче Давыд, глаза наши и уши в Орде и всё ведаешь, так скажи: кто ныне к царю близок? Кто слово может замолвить?
Поп, немного подумав, ответил: