— Увидев его, я готов был поклясться, что это Ник, — сказал Доусон. — Но когда подошел перемолвиться парой слов, стало ясно, что он меня не узнает, а ведь меня не так-то легко забыть.
— Это одна из причин, по которым я выбрал вас, — вставил Крейг. — Но это не может служить доказательством.
— Я поэтому и решил его испытать, — объяснил Доусон. — Говорю, что Рюмка Хамфрис спит вечным сном, а он в ответ: «Замечательный был тренер». Тут он дал маху. Рюмка Хамфрис была экономкой нашего интерната, уж ее-то он бы ни за что не забыл. Не знаю, кто именно был в «Дорчестере», но в одном я уверен — точно не Николас Монкриф.
— Так кто же он, черт возьми? — спросил Пейн.
— Я знаю это наверняка, — ответил Крейг. — Больше того, я смогу это доказать.
Бет вышла из вестибюля станции подземки «Найтсбридж». Улицы были забиты любителями поглазеть на витрины и местным людом, совершающим моцион после воскресного ланча.
Последние недели Алекс Редмэйн чего только ни делал, чтобы ее подбодрить, она рассталась с ним час тому назад, преисполненная уверенности. Но теперь, по дороге к Болтонс-террас, уверенности у нее поубавилось.
Николас Монкриф — человек достойный, за время, проведенное в одной камере с Дэнни, он стал его верным другом. Поэтому Бет не могла понять, почему он и слышать не хочет о том, чтобы встретиться с Алексом Редмэйном в частном порядке и обсудить свое возможное выступление на суде, тем более что прислал свой дневник в офис Алекса на другой день после того, как тот ему написал. Должно быть, объяснение крылось в том, что Монкриф стремился избегать любых столкновений с полицией до истечения срока пробации. Но Алекс не хотел уступать без борьбы. Он убедил Бет в том, что если она сумеет уговорить Монкрифа выступить с показаниями перед лордами-судьями, это может решить дело о восстановлении доброго имени Дэнни.
Когда в дверь позвонили, Дэнни вычитывал свое эссе о теориях Дж. К. Гэлбрейта в области экономики низких налогов. Он прошел по коридору и распахнул дверь.
— Меня зовут Бет Уилсон. Простите, что я беспокою вас…
Дэнни, лишившись дара речи, стоял и смотрел на любимую женщину.
Бет побледнела:
— Не может быть.
— Может, милая, — возразил Дэнни и заключил ее в объятия.
Из машины, стоявшей на другой стороне улицы, Джеральд Пейн щелкал затвором фотокамеры.
— Мистер Хьюго Монкриф?
— Кто говорит?
— Мое имя Спенсер Крейг, и у меня для вас предложение.
— Интересно, какое, мистер Крейг.
— Если б я вернул вам ваше состояние, сколько бы это стоило?
— Назовите вашу цену.
— Двадцать пять процентов.
— Что-то многовато.