Знал ли о предательстве 29-го корпуса Павлов? Скорее всего не знал. Иначе бы на суде обязательно рассказал, кто его так подставил, открыв правый фланг для немецких танков. Но он ничего об этом не сказал. С 29-м корпусом разобрались только к сентябрю сорок первого: штаб и остатки его дивизий расформировали.
* * *
Свою последнюю рюмку водки генерал армии Павлов выпил утром 3 июля под могилевским городком Довском. Именно сюда перебрался из сданного Минска штаб Западного фронта. Война войной, а завтрак по расписанию. Так, по крайней мере, было заведено в штабе фронта. И в брезентовой палатке, насквозь просвечиваемой июльским солнцем, был накрыт раскладной столик на четыре персоны: самого Павлова, начальника штаба фронта генерала Климовских, начальника связи фронта Григорьева и члена Военного Совета. Настроение было приподнятым: только что позвонили из штаба 4-й армии: атаки немцев на бобруйском направлении отбиты. За это стоило и по рюмочке пропустить. Собственно, завтрак генерала армии всегда начинался с рюмки холодной водки, но только одной, «не пьянства ради и бодрости для». Вот и в этот раз большой глоток хорошо пошел под соловьиные трели соснового леса. Но разговор за столом, накрытым белоснежной скатертью, завязаться не успел. На штабной поляне совершенно неожиданно возник старый боевой товарищ Павлова — генерал-лейтенант Андрей Еременко. Вот неожиданность, хоть и приятная! Павлов выскочил из палатки, протянул руку другу.
— Иваныч, какими судьбами?! С неба свалился?
— С неба, — сухо подтвердил Еременко. Он и в самом деле перелетел ночью из Москвы на двухместном истребителе под Могилев, проведя накануне весь вечер в Кремле, в кабинете Сталина.
Особой радости от встречи с давним другом не проявил, от объятий уклонился, отказался он и от завтрака с граненым графинчиком. Вместо долгих объяснений молча протянул Павлову приказ наркома обороны Сталина о назначении генерал-лейтенанта Еременко командующим Западным фронтом.
— Все ясно, — побледнел Павлов. — Поздравляю… А меня куда?
И тут же осекся, поглядев в холодные глаза бывшего друга.
— Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут, — отделался тот старой офицерской шуткой, прекрасно зная, что над Павловым уже навис «карающий меч пролетарского гнева».
— Ну, тогда принимай обстановку.
И они пошли к картам… Следующее утро, 4 июля, принесло Павлову еще большую тревогу, когда он увидел шагающими по поляне двух маршалов — Ворошилова и Шапошникова. Его как бывшего командующего никто не предупредил об их визите, и Павлов не ждал от их появления ничего хорошего. Ворошилов первым подошел к нему, и глядя на искаженное болью и дурными предчувствиями лицо Павлова, выдавил улыбку из-под аккуратно подстриженных усов и произнес вполголоса: