Больше всего в той прогулке Сергею понравилось даже не то, как Ирина изящно и легко позировала ему, а то, как она с интересом расспрашивала о его жизни. И он рассказывал ей все-все как на духу: про свое детство, прошедшее в трех городах — в Сталинграде, Москве и Архангельске. Про то, как выбрал себе совсем не воинственную профессию охотника за редкими таежными растениями, начитавшись про Дерсу Узала. И потому поступил в сельхозинститут. Готов был поступать в аспирантуру по кафедре лекарственных растений и даже снаряжал студенческую экспедицию в забайкальскую тайгу искать жень-шень и другие драгоценные травы. Но тут пришла повестка в армию. В военкомате порадовались его правам на вождение трактора (Сергей получил их на третьем курсе на кафедре механизации сельского хозяйства) и тут же определили его в танкисты. После «учебки» сержант Лобов был направлен в танковый полк, а полк зимой 1939 года загремел на Карельский перешеек — воевать с финнами.
— А где ты научился фотографировать? — спросила Ирина, рассматривая его «лейку».
— Еще в Доме пионеров. У нас фотокружок вел старый мастер, который еще Русско-японскую войну снимал — Ксаверий Леонидович. Собственно, он не столько азам научил, сколько увлек фотографией, как искусством. Он говорил: первый фотоснимок на Земле сделал Иисус Христос. Потому что, когда его вели на казнь, некая сердобольная женщина по имени Вероника подала ему платок — утереть пот со лба. И когда он приложил платок к лицу, на ткани остался его лик. Этот платок и есть первая фотография, то есть светописная картина. И до сих пор он почитается как Спас Нерукотворный… Ну, за такие истории нашего деда Ксаву, как мы его звали, отлучили однажды от Дома пионеров. Но я ходил к нему домой показывать свои снимки, и он очень мудро их разбирал и оценивал. Лучшего учителя у меня никогда не было.
— А как же ты в редакцию из танкистов попал? — Ирина прицелилась в Сергея «лейкой», смешно сощурив левый глаз.
— О, это целая история!
Сергей не стал рассказывать, как в самые лютые январские морозы загремел он в особый отдел дивизии. Возможно, именно этот казус, когда полковой особист выведал, что механик-водитель Т-26 сержант Лобов прячет под сиденьем фотоаппарат, и спас Сергея если не от смерти от лютого холода, то уж от серьезного обморожения — точно. Особист выдернул его прямо с исходной позиции, где танкисты должны были скоротать морозную ночь. Допрашивал он его в старой двухэтажной даче, выстроенной кем-то из петербуржцев еще в дореволюционные времена. На даче, как в сказке про теремок, размещался штаб дивизии, политорганы и особый отдел — в тесноте, да не в обиде, а главное — в тепле: все три печки в деревянном доме, включая и кухонную плиту, были жарко натоплены. И как ни робел Сергей строгого допроса, все же от души наслаждался блаженным теплом.