Там, дома, в берлинском пригороде Фронау, Синягин почитывал время от времени книги из Советской России. Ни одну из них он не смог осилить — претила фальшь, холопское воспевание режима. Лишь «Тихий Дон» был прочитан до конца. С его страниц веяло правдой былой жизни, да и написана книга была не на советском новоязе, а на хорошем русском языке…
О, погас свет! Фонари погасли, окна в домах — сработал «апфелькухен»! Главная часть его миссии была выполнена. Синягин поздравил себя с удачей. По такому поводу можно было выпить и кружку пива. Конечно, это жи-гу-лев-ское ни в какое сравнение не могло идти с лёвенброем, но все же слегка освежало, а главное, позволяло спокойно следить за переходным мостом. Продавщица в некогда белом фартуке, ворча по поводу внезапно отключившегося света, зажгла свечу, поставила ее в пустую пивную кружку и принялась подсчитывать дневную выручку.
Внимание — цель! По переходному мосту бежал военный с чемоданчиком. Возможно, в нем важные документы. Иначе чего ему так бежать? «Капитан» оставил недопитую кружку и двинулся к лестнице. По деревянным ступенькам схода торопливо грохотали сапоги. Лейтенант с артиллерийскими эмблемами.
— Товарищ лейтенант! Подойдите ко мне! — окликнул бегущего Синягин.
Лейтенант неохотно повиновался. Козырнул. Синягин скользнул взглядом по рукавам — нет ли золотистой звезды политсостава. Нет. Но все равно это был враг — красный командир.
— Ваши документы!
Артиллерист протянул удостоверение личности. «Капитан» небрежно перелистал его.
— Что в чемоданчике?
— Ничего особенного. Личные вещи.
— Покажите… Да не здесь! Пройдемте туда.
— А в чем дело, товарищ капитан?
— Вы что, не знаете, что с двадцати ноль-ноль в гарнизоне объявлен комендантский час?
— Да я только что с поезда. В часть опаздываю.
— Вы что — не видите, что в городе нет света? — грозно повысил голос «капитан» и зачем-то расстегнул полевую сумку. — Только что взорвали электростанцию.
Они отошли к опоре моста, где было еще темнее, чем у схода.
— Да не взрывал я электростанцию, товарищ капитан! — отшучивался лейтенант, присев у чемоданчика. Это была последняя шутка в его жизни. Острейшая финка с легким хрустом вошла под левую лопатку, и лейтенант, коротко всхлипнув, упал лицом вниз. «Капитан» обтер лезвие о подол его гимнастерки и спрятал финку в полевую сумку.
— Ну, вот и началось великое очищение… — прошептал Синягин. — Это вам за отца! Господи, милостив буди мне грешному…
Он оттащил убитого под мост — в самую темноту, забрал чемоданчик и быстро взбежал по ступенькам. Сейчас лучше всего перейти на другую сторону города. Железная дорога с ее широким привокзальным многопутьем разделяла Брест на две части: северную и более старую — южную. Синягин поспешил на южную, где располагалась Крепость и где проходила главная городская магистраль. Из старинного парка доносились звуки музыки. Несмотря на погасший свет там, на танцевальной площадке, играл духовой оркестр. «Дунайские волны» — любимый вальс отца. Это отец давал знать, что он принял сыновье отмщенье. «Надо же, — приятно удивился Синягин. — Комиссары не упразднили «царские вальсы». Он присел на скамейку — перевести дух. Положил на колени чемоданчик, но замок был заперт на ключик. Конечно, ничего не стоило взломать его финкой, но делать это на людях не стоило. Мимо проходили безмятежные парочки. Красноармейцы догуливали свои последние мирные часы. Синягин — в который раз в течение дня — ощутил свое всемогущество. Кто предупрежден, тот вооружен. А кто предупрежден да еще вооружен, да еще прикрыт «шапкой-невидимкой» — тот просто непобедим!