Две широкие квадратные колонны, облицованные природным камнем, делят пространство пополам. В дальней половине пятачок невысокой эстрады, где ютится небольшой оркестр из трёх девушек в вечерних платьях и одного мужчины в концертном костюме. В ближней, как раз напротив двери, — длинная барная стойка. Седой бармен с чёрной повязкой на левом глазу протирает пивные кружки. У него за спиной батарея разнокалиберных бутылок, справа кассовый аппарат, слева круглое дно широкой бочки на подставке.
Десять столов из потемневшего от времени дуба равномерно распределены по залу, возле каждого — четыре грубых на вид, но очень удобных стула. На столах льняные скатерти, салфетки в серебряных подставках и канделябры с наполовину оплывшими свечами. Свечи горят только там, где есть посетители.
Всего я насчитал пятерых. За столом возле окна с крестоносцем о чём-то шепчутся офицер с девушкой в простеньком синем платье с длинными рукавами, белыми манжетами и отложным воротником. Он держит её за руку, а она, скромно потупившись, изучает узоры на скатерти. Сбоку от квадратной колонны, откинувшись на спинку стула, сидит дама средних лет в форме люфтваффе. Перед ней початая бутылка шнапса, тарелка с закуской и хрустальная пепельница с кучкой смятых окурков. В левой руке женщины дымит зажжённая сигарета, а в правой подрагивает полная рюмка. В двух метрах от неё, облокотившись о стол и подперев голову рукой, плачет пожилая фрау в чёрном платье и траурном платке на седых волосах. За столом слева от барной стойки толстый бюргер в светло-коричневой тройке теребит закрученный кверху ус, изучая «Фёлькишер Беобахтер». Поперёк его пуза протянулась массивная золотая цепь от часов, что заметно оттягивают карман жилетки. На столике парует фарфоровая чашечка кофе, чуть поодаль стоит запотевшая бутылочка с минеральной водой и пустой стакан из тонкого стекла.
Я выдохнул, привалившись спиной к двери, снял фуражку, стряхнул с неё снег. Он быстро превратился в воду и теперь блестел лужицами на кафельном полу под брусчатку. Нос, щёки и уши щипало, похоже, я умудрился получить лёгкое обморожение. Макс выглядел не лучшим образом, его лицо горело и по цвету мало отличалось от помидора.
Мы только повесили шинели на стойку у входа и направились к свободному столу, как в помещение ворвалась подвыпившая компания из пяти молодых мужчин и трёх женщин. И те и другие громко смеялись, их лица горели румянцем, глаза светились бесшабашным весельем.
Модницы щеголяли в песцовых шубках по колено; у двух женщин длинные крашеные волосы выбивались из-под шляпок с меховой оторочкой, а у третьей голову покрывал тёплый платок приятного серо-голубого оттенка, подходившего по цвету глазам незнакомки.