Спутники фройляйн были в однотонных пальто и шляпах преимущественно светлых оттенков. Дорогие ботинки из натуральной кожи и брюки из шерстяной ткани говорили о статусе их владельцев. Судя по налёту интеллигентности на лицах, они, наверняка, имели отношение к научным или промышленным кругам. Возможно, решили отметить значимый успех в серьёзном эксперименте или сбрызнуть за повышение кого-нибудь из их компании.
Я наблюдал за моим немцем и видел, как он потемнел лицом при виде вызывающе шумной своры, в которой всё так и говорило о мотовстве. Его и без того холодные глаза превратились в колючие ледышки, желваки напряглись, а левая рука сжалась в кулак.
К подгулявшей компании уже спешил на толстеньких ножках круглолицый и розовощёкий хозяин заведения в чёрных брюках, светло-серой рубашке в тонкую полоску и белом переднике ниже колена с какими-то ржавыми пятнами на груди. На лбу блестели капельки пота, подкрашенные хной усы соревновались по пышности с бакенбардами, гладкий подбородок терялся в слое жира под ним. От трактирщика волнами шёл запах яичницы, кислой капусты и жареного мяса.
Двое из гулён, те, что были особенно пьяны, рванулись к нему наперерез с криками: «Хельмут, дорогой!». Привлечённые шумом посетители повернулись. Одни смотрели с нескрываемым любопытством, ожидая развития событий, другие отводили глаза, но при этом продолжали наблюдать украдкой, только старушка оплакивала потерю, не отвлекаясь по пустякам.
Девицы и блондин в бежевом пальто прыснули и громко засмеялись над плоской шуткой высокого весельчака с тонкими усиками и пышной шевелюрой, чем ещё больше подняли градус бешенства моего соседа.
Самый трезвый из шумной компании — брюнет в твидовом пальто — наконец-то заметил меня и оберфюрера. Тот уже еле сдерживался и почему-то напомнил мне чайник с кипящей водой. Я так и представил: ещё миг — и намечающаяся лысина покраснеет, из ушей повалит пар, а немец засвистит, стравливая избыточное давление.
Хмель выветрился из глаз молодого человека за доли секунды. Ещё недавно они смотрели на мир с осоловелым выражением благодушия, зато сейчас, я это прекрасно видел, в них промелькнул страх. Он быстро шагнул за балагурами, дёрнул их за рукава и потащил к двери. В ответ на громкие протесты он что-то прошептал и скосил глаза в нашу сторону. Весельчаки тут же утихли и быстро потопали к выходу. Даже девицы перестали громко смеяться и с удивительной проворностью шмыгнули на улицу.
Вскоре в заведении восстановился порядок: посетители вернулись к прежним занятиям, музыканты снова заиграли. Слегка побледневший Хельмут приблизился к нам и, поклонившись, проговорил шипящей скороговоркой: