А он все не звонит.
И это хорошо, уверяю я сама себя. Мне нужно свободное пространство. Нельзя, чтобы он каждый день касался меня своим голосом, глазами, руками. Он хочет развратить меня. Мне нужно свободное пространство, чтобы этого не случилось. Хорошо, что он не звонит.
Я продолжаю читать файл, но волнение постепенно пробирается под кожу, пульс учащается.
Потом наступает вечер. Я не ухожу раньше шести тридцати. Задерживаться дольше не стоит. Больше я уже все равно не могу ничего впихнуть в свою голову.
Мне не по себе, когда я спускаюсь в гараж и сажусь в машину. Мистер Костин не пришел навестить меня, а когда я попыталась позвонить ему, чтобы выяснить кое-какие вопросы, мои звонки были переадресованы на голосовую почту. Он изо всех сил старается помочь мне провалиться.
Я выруливаю на запруженные улицы города. Как обычно, движение – это упражнение в терпении. Большинство местных жителей способно выносить испытание, пока мы хоть немного продвигаемся вперед. Но стоит машинам замереть на месте, нервы не выдерживают. Вот тогда мы признаем, что избрали неверный маршрут и никуда не движемся.
Я ищу глазами 101-е шоссе. Южное направление приведет меня домой, северное к нему.
Мне надо на юг. Я там живу, там мое место. Я не готова к иному. И не хочу этого.
Но я нуждаюсь в этом.
Движение Лос-Анджелеса продолжает ползти со скоростью больной черепахи; кто-то нервно жмет на клаксон, выпуская пар.
Ладони вспотели и скользят по гладкой коже руля.
Поезжай на юг; там твое место. Ты не хочешь того, что хочет он.
Меня трясет. Цифры, которые я изучала весь день, остались в офисе. Здесь мне не за что уцепиться. Я приближаюсь к выезду на шоссе. Я вижу стрелку, указывающую мне путь, направляющую меня к дому.
Но я не еду домой. Я еду на север.
Оказывается, движение в ту сторону не такое интенсивное. Дьявол расчищает мне дорогу.
Вскоре я оказываюсь у съезда на поворот и качу по знакомой извилистой улочке.
Ворота открыты, дверь не заперта. Я вхожу без объявления.
Он ждет меня в гостиной. В ведерке стынет бутылка шампанского. В камине танцует огонь.
– Ты поздно, – говорит он без намека на злость.
– Меня вообще не должно здесь быть, – спокойно отвечаю я.
На нем темные джинсы и футболка. Спортивный пиджак – единственный намек на то, что он не собирается проводить тихий вечер дома, улыбка – единственный ответ.
– От тебя не было вестей со вчерашнего дня, – добавляю я.
– И ты приехала ко мне. – Он открывает шампанское, разливает золотые пузырьки по заранее подготовленным бокалам.
Я не отвечаю; мне не нравится думать о том, что означает мое пребывание здесь.