Зато мужская половина Нью-Йорка – а если поконкретнее, ее гетеросексуальная часть, – окончательно разворчалась. Во-первых, никто из мужчин не мог составить конкуренцию эротическим познаниям Максвелла, а во-вторых, результаты его тантрических исследований теперь можно было приобрести по ярко-розовой кредитке «До самых кончиков».
Тэд держался твердого мнения, что начинать надо с поиска истиц. По телику запустили серию рекламных роликов, нацеленных на тех покупательниц, у кого игривая стрекозка поломалась прямо… гм… в руках. Счет страдалицам шел на миллионы. Множество женщин по всему миру дремали под убаюкивающую пульсацию лишь затем, чтобы обнаружить потом пригоршню обломков. Жалобы были как под копирку, вечно одно и то же: отвалившиеся крылья и лопнувшее брюшко. В точности, как у Пенни с Моник.
Доказать ущерб будет нелегко, так как никто не получил и царапины. Многие женщины побывали в поликлиниках, но и медосмотр не выявлял застрявших внутри организма деталек.
В кабинете у Тэда Пенни сложила свои записи в папку и убрала в сумку от «Фенди», чтобы потом отнести домой. Покончив с этим делом, торопливо направилась к Бриллштейну, чей офис располагался на шестьдесят четвертом, вечно притихшем, оббитом деревянными панелями этаже. В ту самую святая святых, где впервые встретила Макса.
Пенни постучалась в дверь.
Знакомый голос сказал:
– Прошу.
Голос женский.
Повернув ручку, Пенни шагнула внутрь и очутилась лицом к лицу с той, кого видела в бесчисленных новостных блоках. Высокие скулы дамы были широко расставлены. В сочетании с узким подбородком это создавало видимость постоянной улыбки. В золотисто-карих глазах светилось теплое участие.
Сварливый босс-старикашка, по своему обыкновению, торчал за полированным столом.
Президент Хайнд развернула проникновенную улыбку на Бриллштейна:
– Не могли бы вы оставить нас с мисс Харриган наедине?
– Мисс Харриган… – начала она.
– Пенни, – подсказала юная собеседница.
Президент жестом пригласила ее сесть. С виду ровесница матери, но куда более подтянутая и элегантная. Строгий костюм сидит как влитой. На лацкане, будто пропуск, пришпилена серебряная брошь филигранной работы. Дождавшись, когда Бриллштейн выйдет, президент заперла за ним дверь на замок и показала на красное кожаное кресло. Сама устроилась напротив, почти касаясь девушки коленями, словно задушевная подруга.
– Милочка, – умиротворяющим тоном промолвила она, – я здесь по вопросу национальной безопасности чрезвычайного свойства. – Такое впечатление, что она держит речь в Овальном кабинете. – Прошу, не затевай тяжбу против К. Линуса Максвелла.