Он глядел на зеленую воду с жирными разноцветными разводами нефти на поверхности, на буксиры, выпускающие пар, на грубые тросы, рассекающие воду, любовался осторожными чайками, резко очерченными и как бы висящими в воздухе, - глядел на все это и ощущал себя удивительно молодым и сильным.
Он вошел в свою каюту, оставив Еву на попечение только что нанятой горничной Коры. Та улыбалась по-матерински доброжелательно и застенчиво. Ашвел дал подробные наставления служанке о круге ее обязанностей, но не очень полагался на ее расторопность. По-видимому, Кора чувствовала это.
Она была не только цветная, она была еще и немая, правда, обладала слухом, прекрасно понимала, что ей говорят, но не могла ответить, и письменно тоже не умела ни писать, ни читать. Все это очень устраивало Ашвела и входило в предпринятые им меры предосторожности.
Он лично подверг Кору проверке, предпочитая в таких случаях не полагаться на своих приближенных.
Бывало, что те, за которых ему головой ручались, заверив, что они немы, как рыбы, и неграмотны, вдруг обнаруживали способность говорить и писать. Умели ли они читать, при этом уже не имело никакого значения.
Коре он мог довериться во всем. Это была поистине находка. И вот Кора здесь, в комнате рядом, прислуживает Еве. Ашвел снял пиджак и с чувством глубокого удовлетворения закурил сигару. Никто больше не докучает ему жалобами на сердце, на воздух, на погоду и прочее. Он, новоиспеченный муж, счастлив и преисполнен надежд. Влюблен ли? Трудно сказать, он и сам толком не мог разобраться, во всяком случае, ему было хорошо.
Ашвел нисколько не сомневался, что Ева будет идеальной женой. Отныне начнется его истинное супружество. Ведь, если хорошенько разобраться, мало радости у него от миллионов. Работал он много и напряженно, не щадя сердца, печени, желудка. Вспомнить только, какие обеды и ужины закатывались! При этом никакой передышки и разрядки.
Ему, конечно, пришлось дорого расплачиваться за старые ошибки. Тогда он был зелен и доверчив и, надо сказать, в коммерческих сделках проявлял куда больше смекалки, чем в личных делах. Но настало время подумать и о себе. И вот теперь - все устроилось наилучшим способом. Пятидесятилетний бобер - это тебе не застенчивый сосунок, каким он был прежде.
Ашвел посвистывал от удовольствия между глубокими затяжками.
С прежней, Катариной, пришлось выдержать серьезный поединок. Старая жилистая, лошадеподобная Катарина! Он рано повстречался с ней. Отрицать незачем, она была неплохим трамплином для его карьеры. Но в кровати - ни дать ни взять бревно, которое еще все время кичилось своей жертвенностью.