– Все в порядке? – спросил я.
Мэри кивнула:
– Хорошо.
Я сделал вид, будто изучаю записи, и сказал что-то о давлении Кэти Уэбб. Затем обошел кровати и вернулся к столу.
– Мэри, – начал я, – очень жаль, что вы нас покидаете.
Мэри заерзала на стуле.
– Это из-за моего жениха. Понимаете, он устроился на работу в Ипсвиче, вот я и хочу быть поближе к нему…
– Значит, вы помолвлены? – спросил я.
– Да.
– Не знал. Поздравляю.
Мэри пробормотала что-то, отдаленно напоминающее «спасибо», и отвернулась, не желая смотреть мне в глаза.
– И что же, это единственная причина?
Мэри опять повернулась ко мне.
– Причина чего?
– Вашего увольнения.
– Да.
Одна из пациенток застонала. Другая тоже издала стон, и два голоса слились в нескладном, протяжном дуэте.
– Видите ли…
Я умолк, жалея, что не продумал заранее, как поведу разговор. В голову приходили какие-то глупости. Нет, лучше сразу брать быка за рога.
– Мне кажется, дело не только в вашем женихе.
Мэри не ответила. Я заметил, что ее губы плотно сжаты.
– По-моему, вам здесь не слишком нравится.
Мэри помотала головой.
– Нет. Мне здесь очень нравится, доктор Ричардсон.
– Простите, Мэри. – Я развел руками. – Не хочу показаться назойливым, но не уверен, что вы говорите правду.
Мэри ответила не сразу:
– Сестра Дженкинс всегда была добра ко мне…
– Действительно. Строга, но справедлива.
Я улыбнулся, но взгляд Мэри оставался настороженным, а челюсти были плотно сжаты. Во всем облике практикантки чувствовался вызов.
– Вообще-то я не о сестре Дженкинс говорил. – Я взял карандаш, повертел в пальцах и положил на место. – О самой больнице. – Я поднял взгляд на угрожающе перекрещивавшиеся под потолком темные балки. – О здешней атмосфере. А она очень своеобразная, правда?
Подрагивающим голосом Мэри попыталась сменить тему:
– Как думаете, возьмут меня в Центральную Ипсвичскую больницу?
– Да, – ответил я. – Непременно возьмут.
Повисла неловкая пауза, и я решил выражаться еще прямее.
– Мэри, давно хотел вас спросить. Помните, когда я только приехал, мы с вами вместе выходили из подвала? Вы вскрикнули, а когда я обернулся, вы прикрывали рукой шею. Вы тогда сказали, что подвернули ногу, но это ведь была неправда? Вы соврали. Вас либо ударили, либо потянули за волосы.
Вид у Мэри был растерянный, испуганный.
– Послушайте меня, – продолжил я, стараясь не слишком давить на нее. – Понимаю, почему вы не хотите это обсуждать. Это вполне объяснимо. Боитесь, что вам не поверят или, еще хуже, объявят сумасшедшей. Но я верю вам. Пожалуйста, расскажите честно, что происходит. Я никому не скажу.
Мэри пристально посмотрела на меня – видимо, пыталась разгадать, каковы мои намерения и насколько мне можно доверять. Я очень хотел, чтобы она решилась заговорить, поведала мне все, и, казалось, как раз это Мэри и собиралась сделать, но тут дверь распахнулась, и в комнату сна вошла сестра Дженкинс. Я был так раздосадован, что чуть не выругался вслух.