— Это глупо, папа! Я сама предупрежу маму. Она не распоряжается этой страной. Киона и Тала имеют право жить в Робервале. А тебе самому не стыдно? Такой милый, прелестный ребенок! А ты считаешь ее присутствие здесь катастрофой. В Европе война, мой муж пошел в армию, и, может статься, я никогда больше его не увижу! Я считала, что вы пришли к соглашению и ты можешь видеть Киону и заботиться о ней, как должен поступать хороший крестный. Поздравляю! Сегодня ты вел себя как никудышный крестный. И вовсе не обязательно награждать ее этими робкими слезливыми поцелуями, которые усугубляют твою вину. Папа, ты ужасно, ужасно разочаровал меня!
Выплеснув свой гнев, Эрмин освободилась от напряжения, скопившегося за несколько дней. Жослин стоял, не шевелясь, испытывая угрызения совести.
— Прости меня, я сошел с ума, — произнес он, хватаясь за голову, — я испугался. Прости меня! Я был потрясен, когда увидел девочку. Она такая красивая, правда?
— И не только красивая, — уточнила молодая женщина. — Без Кионы мир был бы тусклым и мрачным, по крайней мере, для меня. Папа, я наивно полагала, что ты будешь рад, когда сможешь поцеловать ее, узнать поближе. Но я ошибалась…
— Ты неправа, Эрмин, — возразил Жослин. — Я по глупости считал, что Тала никогда не уедет из леса, и смирился с тем, что буду разлучен с ребенком. Понимаешь? Я пять лет ее не видел! Есть отчего растеряться! В глубине души это меня устраивало, поскольку я мог соблюдать данное Лоре обещание, не прикладывая никаких усилий. Но я завтра же с ней поговорю! Верь мне, я твердо намереваюсь проводить время с Кионой. Я приду к вам завтра утром.
— Спокойной ночи, папа! — воскликнула она с облегчением.
Жослин посмотрел на нее взглядом, полным решимости. Он удалился широкими шагами. Теперь Эрмин начала бить нервная дрожь. Она нашла Киону послушно сидящей на стуле возле печки. Девочка сняла шапку и шарфик. Казалось, она что-то напевала вполголоса.
— А вот и я, моя милая, — сказала молодая женщина наигранно бодрым тоном. — Давай отнесем все эти вкусности в нашу комнату.
— Да, Мимин, — ответила Киона, вставая. — Скажи мне, почему у твоего отца такой же страх, как у тебя перед сценой?
Ошеломленная Эрмин не знала, что ответить. Наконец она улыбнулась.
— У моего отца страх? — переспросила она. — Нет, не думаю.
— Ты сказала, что это необычный страх. Так вот, у этого человека был страх… Он боялся меня…
— Ну, моя дорогая девочка, ты все путаешь! — сказала Эрмин, широко улыбаясь. — Просто мой отец не умеет обращаться с детьми. Он очень добрый, но любит немного поворчать. Ведь под конец он тебя поцеловал, и спорим, что уколол тебе нос своей бородой?