При открытой двери конверт видно не будет – он появится, только когда она закроется. Но к тому времени будет уже слишком поздно, потому что дверь останется закрытой, и лифт будет автоматически подниматься вверх между вторым и третьим этажом. Там он остановится, там и останется.
К тому времени, когда мы сползли вниз, тридцать из девяноста секунд уже прошли. Створки разошлись, я слегка наклонил голову, пряча лицо за поднятым воротником, и посмотрел краем глаза туда, где был спрятан конверт.
Световое табло на первом этаже было отрегулировано так, чтобы Скэтлифф решил, будто я спускаюсь с третьего этажа, а не с восьмого, и никак не связал меня с целью его визита.
Я вышел из лифта, и человек в фетровой шляпе и синем пальто вошел в кабину. Он мельком взглянул на меня, явно занятый своими мыслями, однако в его взгляде я уловил тень узнавания и некоторую неуверенность, как будто он понял, что мы где-то встречались раньше, но не мог вспомнить, где именно.
Дверь со скрежетом закрылась, а я понял, что он не ошибся, если и впрямь подумал, что мы встречались. Что за черт. Человек в фетровой шляпе и синем пальто «кромби» оказался вовсе не Скэтлиффом. Это был Энтони Лайнс, министр внутренних дел.
Я быстро зашагал по дороге. Примерно через сто ярдов девяносто секунд на моих часах истекли.
Я все еще не мог справиться с шоком. За спиной глухо треснуло, и мгновением позже до меня донесся звон бьющегося стекла, а потом и грохот. Я обернулся и посмотрел на здание. В произвольной последовательности, одно за другим, из стен вылетали и, падая, разбивались о землю окна. Я стоял в оцепенении, а рамы ломались, рушились и разлетались во все стороны осколками стекла.
Внезапно просел и обвалился весь фасад. На землю дождем полетели кирпичи, штукатурка, дерево и стекло. А потом и все здание наклонилось и обвалилось, сложившись как карточный домик. Осталась только громадная неровная пирамида мусора, выехавшая прямо на улицу.
На этот раз Траут и Трамбулл превзошли себя.
Жизнь имеет отвратительную привычку подкрадываться сзади и хватать тебя за ухо в тот момент, когда ты этого не ожидаешь. Когда же ты машинально тянешь руку к уху, огромный железный кулак жизни с размаху бьет тебя под дых. После этого ты еще долго не можешь очухаться и чувствуешь себя препаршиво.
Именно такое ощущение было у меня, когда я стоял над раковиной умывальника в отеле «Мэдисон-Парк-Ист».
Бурая краска стекала по щекам, пока я пытался вернуть волосам их первоначальный цвет.
Усы и бородка распрощались с моей физиономией довольно болезненным способом, оторвав при этом клочки трехдневной щетины, и были безжалостно смыты в унитаз. Не думаю, что даже нью-йоркской полиции потребуется много времени, чтобы выявить связь между рухнувшим зданием на Третьей улице, мертвым телом в груде обломков и неким светловолосым мужчиной с бородкой и усами.