– Ты уже ее отнесла, – подтвердила итальянка. – И можешь нести дальше.
– Если подумать, то воробышек спас нас всех, – заметил Гриманд.
Карла задумалась. Это было правдой, во многих отношениях. Наверное, Инфант убил бы ее, не будь она беременна. Может быть, именно это он имел в виду. Переспрашивать женщина не стала.
– Не воробышек, а соловей, – поправила гиганта Эстель.
– Я никогда не видел соловья, и ты тоже, но воробышка я могу узнать. – Король Кокейна усмехнулся. – А ты?
– Нет, но я могу видеть Ампаро, а ты не можешь, – отозвалась Ля Росса.
– Совершенно верно, милая, и именно поэтому я мысленно вижу воробышка. Пока девчушка жива, мы побеждаем.
Гриманд остановился и напрягся, словно сражаясь с каким-то внутренним катаклизмом. Щеки и брови у него дрогнули, как будто он крепко зажмурился, но края глазниц остались неподвижными. Их неестественная, зияющая пустота обнажала боль и одновременно скрывала ее от остальных. Потом приступ боли прошел. Инфант фыркнул и пошел дальше.
– Вам следовало бы попробовать камни бессмертия, – сказал он Карле. – За это стоит отдать глаза и получить стрелу в живот, хотя, к сожалению, за последнее я ничего не получил. Вы должны поговорить насчет этого со своим мужем.
Из темноты появилась Паскаль. С пистолетами и свежей кровью – чужой – на лице. Лоб девушки перевязан белой лентой, которую дал ей Матиас.
– Милиция прошла сквозь дома на этой стороне моста, мимо Тангейзера, – сказала она. – Мы должны пересечь рынок.
Карла посмотрела на открытое, вымощенное булыжником пространство. Они будут там как на ладони.
– Так ближе, – настаивала Паскаль. – Вон фонарь у конюшни, и мы почти на месте.
Он махнула Гуго, чтобы тот шел на освещенное луной пространство, и мальчик, похоже, посчитал эту идею разумной. Эстель каким-то образом повернула Гриманда, и они зашагали по стертым камням.
Паскаль кралась рядом, вглядываясь в темноту, словно дикая кошка: совершенно бесстрашная, живая и полная решимости прорваться сквозь ночь.
– Я весь горю, снаружи и внутри, – задумчиво произнес король Кокейна, словно удивляясь. – Это всё карты. Моя мать сказала, что нельзя смотреть в чужие карты – это приносит несчастье. Ведь ты не знаешь, на что смотришь, и видишь только свою гибель. Как она была права! Но я бы не сказал, что приговор слишком суров, поскольку я заслужил худшего. – Он оскалился. – На самом деле я бы сказал, что приговор слишком великодушен.
– Как можно не проявить великодушие к королю Земли Изобилия? – подбодрила его итальянка
– Бывший король, бывшее изобилие, хотя…