А внутренние связи вещей? Как еще их можно рассматривать? Именно они и должны бы составлять саму категорию Божественного.
Эти образы.
И если существует нечто высшее, то какое это имеет значение на самом деле?
Как там было у Ансельма[7] с его доказательством существования Бога? Разве ему не было сложно увидеть в этом рациональное зерно?
Он поискал в нагрудном кармане зубочистку, но, вспомнив, что их нет, закурил.
Разве нет в бытии структуры, как она всегда была в спирали молекулы ДНК и кристаллах снежинок, совершенно независимо от того, есть ли у них сторонний наблюдатель.
«Какое дело объективу до камеры?» – подумал он.
Хороший вопрос. Один из вечных. Он отложил сигарету в сторону. Безразлично поковырял фетуччини в тарелке и сделал глоток красного вина. В эти дни ему почему-то не особенно хотелось есть. Потому ли, что он лишился куска кишки, или по какой-то еще причине, неизвестно.
Совсем другой аспект – справедливость.
С ней все проще и понятнее, так он всегда считал, хотя задумываться об этом по-настоящему ему не приходилось. Несмотря на тридцать лет работы.
То есть он – орудие справедливости. Он ощущал себя таковым, если подойти к вопросу серьезно. Конечно, формулировка слегка напыщенная и даже несколько пафосная, но он же не кричит об этом на площади. Это просто его личное ощущение, но для него оно чертовски важно.
Чтобы оправдать свое собственное существование и исполнение своих служебных обязанностей, иногда приходилось копать глубоко, этому он научился. Может быть, даже все глубже и глубже – как будто основа, то есть фундамент, с каждым годом засыпалась новым, все более толстым слоем глины и грязи из преступного мира, с которым ему приходилось сталкиваться.
Да, примерно так.
На самый главный вопрос у него пока что не было ответа. Он сформулировал его несколько лет назад в связи с делом Г., и звучал вопрос не слишком замысловато: готов ли он сам вершить правосудие, когда законная власть и государственные институты закрывают на преступление глаза?
То есть, если он окажется один на один с убийцей или другим преступником и будет на сто процентов – именно на сто – уверен в том, что тот виновен, как будет правильнее поступить с точки зрения морали: отпустить его за неимением доказательств или самому восстановить справедливость?
Он взял сигарету и затянулся.
Таких особенных случаев с самыми непредсказуемыми последствиями можно было придумать бесконечное множество. Он много раз представлял их в теории, и, наверное, следовало быть благодарным судьбе за то, что до сих пор ему не приходилось идти до конца на практике.