– Простите, – сказал он. – Меня зовут Ван Вейтерен, и я не тот, за кого себя выдавал. Я комиссар криминальной полиции Маардама… Я расследую происшествие, в подробности которого мне не хотелось бы вдаваться. Вам достаточно моего слова, что я преследую благие цели в этом странном деле?
Она улыбнулась:
– Да. Как я поняла, вопросы касаются Анны?
Комиссар кивнул.
– Она ведь провела здесь последние годы жизни? То есть с восемьдесят седьмого по девяносто второй? Правильно?
– Да.
– Вы ухаживали за ней?
– Да.
– Почему?
– Потому что в этом мое призвание. Так мы работаем в нашем ордене. Это способ обрести смысл. И любовь к ближнему… Анна сама пришла к нам. Нас около двадцати сестер, я была свободна.
Он немного подумал.
– Предполагаю, что вы были… очень близки?
– Мы много значили друг для друга.
– Вы доверяли друг другу?
– Конечно.
– Вы могли бы рассказать о ее болезни?
– Что вы хотите узнать?
– Например, была ли она прикована к постели все время?
Он понял, что она заранее знала, о чем пойдет разговор, и решила для себя, каким образом будет его вести, но, наверное, это было не так уж важно.
– Ей стало лучше.
– Лучше?
Она сразу стала серьезной.
– Да, комиссар. Ей стало лучше. Надеюсь, вы понимаете, что раны у нее были не только в бедренных костях? Существует еще и душа.
– Да, мне говорили об этом, – сказал Ван Вейтерен с нечаянной иронией. – Но что вы все же хотите этим сказать?
Она глубоко вздохнула и выпрямила спину:
– Независимо от того, верите вы в Бога или нет, наверняка вы согласитесь, что многие физические явления имеют психологическую причину. Духовную. – Она произнесла эти слова очень медленно, как будто сформулировала их заранее и хотела, чтобы он их обязательно услышал.
– Не могли бы вы немного разъяснить? – попросил комиссар.
– Предпочла бы воздержаться. Это вопрос о доверии… невысказанном… но тем не менее оно меня связывает. Я уверена, что вы меня понимаете.
– Вы считаете, что не имеете права разглашать это?
– В некотором роде.
Он кивнул.
– Но когда душевные раны затянулись, ее состояние улучшилось?
– Да.
– Насколько? Она могла передвигаться с помощью роллатора или палочки, например?
– Да.
– Она выходила из дома?
– Я вывозила ее каждый день на прогулку в инвалидном кресле.
– Но сама она не выходила?
– Насколько я знаю, нет.
Он посмотрел в окно за ее спиной:
– Расскажите, пожалуйста, что вы делали пятого июня тысяча девятьсот девяносто второго года.
– Нет.
– Вы знаете, что в этот день делала Анна?
Она не ответила. Только посмотрела на него своими мягкими карими глазами без тени смущения или беспокойства.