– Если мы не найдем что-то свежее, – заметил Роот.
– Скорее, если газеты не поднимут бучу. Они в любом случае напишут обо всем завтра. Может, это и хорошо. Нам нужна помощь.
– А ты-то что думаешь на самом деле? – поинтересовался Роот перед тем, как они разошлись к своим машинам на парковке. – Ты и правда полагаешь, что где-то в этой дыре разгуливает трижды убийца? Мне это напоминает ужасно плохое кино.
– И оно не станет лучше, если жители к тому же знают, кто убийца, – сказал Мюнстер. – Да, я бы такое сразу выключил.
Роот задумался.
– Может, мы и сами сейчас сидим в кино. Иногда бывает очень трудно выбраться, если сидишь в середине ряда.
– Это точно, – согласился Мюнстер.
Они немного постояли молча.
– Может, выпьем пива? – предложил Роот.
Мюнстер посмотрел на часы:
– Не успею. Мне нужно к нашему больному. После восьми к нему не пускают.
– Жалко, – сказал Роот и пожал плечами. – Передавай ему привет. Иногда мне кажется, что он бы здесь пригодился.
– Согласен, – признался Мюнстер.
«Почему я наврал? – думал Мюнстер по дороге в пригород. – Почему я не мог просто сказать, что тороплюсь домой к Сини и детям? Зачем я приплел комиссара?»
Они договорились, что Ван Вейтерен получит свои кассеты завтра после завтрака. И если теперь он не хотел обидеть Роота отказом, то почему встреча со старым прооперированным копом показалась ему более уважительной причиной, чем желание быть с женой и детьми?
Хороший вопрос.
Он решил подумать о чем-нибудь другом.
26
Ван Вейтерен свернул «Алгемейне» и бросил на пол. Поставил кассету, надел наушники и откинулся на подушки.
Концерт для виолончели Эльгара. Солнце и теплый ветер в лицо. Не так уж и плохо.
Вряд ли кому-то из пациентов удавалось вот так нежиться на балконе, это он понял.
Но с другой стороны, это далеко не единственное правило, которое он нарушил за те пять дней, что пролежал здесь. Вообще устав больницы во многом оставлял желать лучшего, хотя понемногу персонал уже начинал понимать что к чему. Каждый раз по одному пункту.
– Но не более получаса, – предупредила сестра Теровиан и почему-то показала ему четыре пальца руки.
– Посмотрим, – ответил он.
В этом случае можно полежать три четверти часа. Видно, они поняли, что лучше держать его за пределами помещения.
Он вернулся к только что прочитанному. На самом деле не так уж и много. Конечно же на передовице жирный заголовок, потом две колонки текста, но до странного мало предположений. Фактически вообще ни одного.
Четвертый раз, значит. Именно так. Верхавен начал карьеру бегуна в двадцать лет, и четыре раза статьи о нем занимали передовицу газет.